Церковный вестник


№ 12-13 (241-242) июнь 2002 / Выставки и конференции

История Христианства на Волге и Урале

16,36 Kb [320X240]В исторической публицистике последних лет возникают попытки провести параллели между походом Ивана Грозного на Казань и крестовыми походами. Есть ли какие-либо основания для проведения таких параллелей? Проблему исследует Александр Бахтин, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Марийского государственного педагогического института.

Середина XVI в. была отмечена активизацией внешней политики Русского государства. Результатом нескольких войн стало присоединение Казанского и Астраханского ханств. Эти события совпали по времени с противоборством европейских государств и Османской империи. В Европе строили планы о создании единого христианского фронта против мусульман и рассматривали Россию в качестве возможного союзника. В связи с этим важно определить, какую роль играли Церковь и религиозная мотивация в восточной политике России в XVI в.
Политическая мысль русской феодальной верхушки многое сделала для теоретического обоснования права России вмешиваться в казанские дела. За покорение Казанского ханства выступал идеолог боярства Андрей Курбский. Он называл казанского хана самым главным мучителем земли русской, который «бесчисленное и неисповедимое пленение и кровопролитие учинял» и доставил ей наибольшие горести. По словам князя, Иван IV пошел войной «сопротив перекопскаго царя, и казанскаго, и сопротив княжат нагайских», чтобы защитить христиан.
Сторонником завоевания Казани являлся и дворянский публицист Иван Пересветов. Он предлагал «послати войско на Казань... а иныя воинники удалыя послати на улусы казанския, да велети жещи и людей сечи и пленити, да Бог помилует и помощь свою святую даст. И возмет их, да и крестит, то и крепко».
Значительный вклад в обоснование необходимости завоевания Казани был сделан идеологом нестяжателей преподобным Максимом Греком. Являясь сторонником мира с соседними государствами, он, будучи реалистом, настойчиво советовал великому князю заботиться о «воинственных делах», ибо только с сильной и хорошо вооруженной державой соседние народы пожелают жить в мире. Прп. Максим Грек полагал, что совершенно излишне задаривание врагов богатыми подарками и оказание им знаков уважения. «Довольно с них и того, что им не будет от нас угрожать никакого зла, пока они будут соблюдать мир. Если же подымут распри и брани, не следует уступать им, но поднять оружие против них с надеждою на Бога», — призывал он. Для обеспечения безопасности страны прп. Максим советовал укреплять города и вооружать горожан. Однако он был противником только пассивной обороны, так как считал, что «ненасытность варваров, однажды вкусивших нашей крови, беспредельна, и они не перестанут строить против нас всяческие козни», и высказывался за превентивную войну. Основными противниками России прп. Максим считал Крымское ханство и Польско-Литовское государство, но полагал, что против обоих мучителей одновременно стоять невозможно, тем более что и «третий волк ополчается на нас. Это змея, гнездящаяся в проклятом городе Казани». Прп. Максим рекомендовал немедленно напасть на Казань, «пока не угрожает с другой стороны варварское нашествие». Он решительно возражал против проводившейся мирной политики в отношении Казани, главного источника беспокойства. Щедрые дары, посылаемые в Казань, только распаляют аппетиты казанцев, считал он.  Борьбу с ними прп. Максим считал первостепенной задачей, поэтому резко критиковал тex, кто предлагал проводить наступательную политику только в западном направлении с целью возвращения русских земель из-под власти Великого княжества Литовского.
Горячо поддерживал наступательную внешнюю политику Василия III митрополит Даниил (1522—1539). Приветствуя основание города Васильсурска, он говорил, что великий князь «тем деи городом всю землю казанскую возьмет».
Об отношении к восточной политике новгородского архиепископа Феодосия известно из его писем к Ивану IV, написанных в связи с предполагавшимся казанским походом 1546 г. Феодосий обещает Ивану Васильевичу молиться с архимандритами, игуменами и со всем освященным собором, чтоб «Господь Бог даровал помощь и крепость и одоление, якоже первому царю христианскому Констянтину». Он также приводит в пример прародителей великого князя — Игоря, Святослава и Владимира, которые не только обороняли Русскую землю от захватчиков, «но иные страны приимаху под себе», получая дань даже от греческих императоров. В другом послании Феодосий пишет: «Се твердое и крепкое, Богом утвержденный владыко, даст ти Господь Бог в руце твои царьство, идеже ныне темнии и бессерменстии языци идолом покланяются, и твоим бы царским подвигом и тщанием тут Христос славился, и пречистая его мати, и истый крест Христов, им же древне царь Констянтин победи врагы своя». Феодосий считает необходимым избавить страну «ото врагов и от бесерменства и от латынства», чтобы на земле наступила «тишина». Выступая за активную внешнюю политику, он усматривает в приобретениях на Востоке цивилизаторское назначение России и продолжение государственных традиций, прерванных татарским игом.
Духовник Ивана IV старец Сильвестр, желая царю победы над захватчиками и увеличения царства, предсказывал ему: «Поклонятца тебе все царие земстии и вси языцы поработают тебе». В своем послании первому казанскому наместнику А.Б. Горбатому (начало 1553 г.) Сильвестр выступает сторонником насильственного крещения покоренного населения. «Ни что же бо тако пользует православных царей, яко же се, еже неверных в веру обращати, аще и не восхотят... дабы вся вселенная наполнилася православиа», — пишет он.
Идеологом завоевания Казани был также митрополит Макарий (1542—1563). Он советовал Ивану IV твердо и решительно бороться против врагов православного христианства. Во время венчания Ивана IV на царство он высказал надежду на то, что царю покорятся «вся варварьскыя языки».
Русские летописи свидетельствуют о значительном участии Церкви в подготовке завоевания Казани. Примечательно, что, несмотря на отдельные воинственные призывы о насильственном крещении татар, Церковь в действительности уделала этому вопросу не столь много внимания. Более всего летописцы сетуют о том, что «христианство попленено и много крови христианьскыа проливаемы и многым церквам святым запустение... от безбожных казаньскых срацын». Походы на Казань объясняются тем, что царь «хотя помиловати род христианьскый, избавити от нападениа варварьского и свободити род христианьскый на векы от бесерменства». И это не было демагогией. В результате не прекращавшихся казанских и крымских набегов сотни тысяч русских людей уводились в плен и продавались в рабство на восточных невольничьих рынках. На переговорах между Москвой и Казанью вопрос об освобождении русских пленных всегда был одним из важнейших. Перед Стоглавым Собором, проходившим в 1551 г., даже был поставлен вопрос о необходимости государственного выкупа пленных, попавших в полон к «бусурманам».
Русские вынуждены были постоянно находиться в готовности к отражению очередного вражеского нашествия. В октябре 1551 г. Иван IV писал ногайскому мурзе Исмаилу. «И в наши лета против недругов все годы береженье бывает. Сами на коне сидим, а люди наши всегда при нас готовы». Вражеские набеги приводили к обескровливанию страны, сдерживали экономическое развитие и оказывали тяжелое психологическое воздействие на народ, ожидавший от царя защиты своей жизни и имущества. Обеспечение обороны страны стало в середине XVI в. важнейшей государственной задачей. Митрополит Макарий выступал за полное и безусловное покорение Казани, считая ее достоянием государевых прародителей. Когда до него дошли слухи о мирных переговорах царя Ивана с казанцами, Макарий написал ему: «Ты убо, государь, пред ними окаянными оправдася и смирися, забы их злобу и окаянство и кривду их, како убо они после отца твоего православие наше много лет утесняли».
Весной 1551 г., перед походом на Казань, митрополит благословил Ивана IV на совершение не только человеческого, но и Божьего дела. Макарий написал несколько посланий, связанных с казанским походом 1552 г. В одном из них митрополит поднимает дух свияжского гарнизона, воодушевляет войска, восхваляет подвиг государя и всего воинства и разъясняет великую цель похода, называя войну «земским делом», подвижничеством за благочестие. Освобождение русских пленных из казанской неволи сравнивается Макарием с изведением Моисеем евреев из Египта.
Подготовке решительного похода на Казань в 1552 г. уделялось особое внимание как в военном, так и в идеологическом смысле. Многократно совершались молебны, освещались кресты и знамена, воины и воеводы получали благословение. Сам Иван IV, осознавая значимость похода, говорил своей жене Анастасии: «Дерзаю и хощу итти против нечестивых варвар и хощу страдати за православную веру и за святые церкви не токмо до крови, но и до последняго издыхания».
Даже после взятия Казани и возвращения царя в Москву в речах Ивана IV и митрополита Макария на первом месте продолжает оставаться указание на то, что эта победа принесла избавление от «варварского нахождения».
Таким образом, многочисленные примеры определенно свидетельствуют о значительной роли Православной Церкви в выработке оправданий завоеваний на Востоке. В отношениях с Западом, в первую очередь с Литвой, Польшей и империей Габсбургов, основным аргументом в обосновании необходимости завоевания Казанского ханства выступали религиозные объяснения, так как в России полагали, что это встретит там большее понимание. Однако принципиально важно, что борьба за веру не являлась для Ивана IV целью. Религиозные идеи использовались им лишь в качестве идеологического обоснования и оправдания борьбы с мусульманскими татарскими ханствами, при этом царь остался безразличным к западноевропейской идее общего крестового похода против мусульманского мира. Поэтому завоевание Казанского, Астраханского и Сибирского ханств и противоборство с Крымом не были реализацией программы религиозной борьбы христианства с мусульманством. Русская дипломатия лишь умело эксплуатировала широко распространенные в Европе идеи борьбы с мусульманами для реализации своих внешнеполитических задач. Походы «христолюбивого» русского воинства на Казань внешне выставлялись как крестовые, но в действительности таковыми не являлись.
Определяющим моментом было то, что в XVI в. религиозная борьба с мусульманами была тождественна борьбе за русские национальные интересы. Православные и политические задачи были объединены идеологической концепцией. Выступая за активную внешнюю политику, за борьбу против мусульманских татарских ханств и искоренение их «темной веры», церковные идеологи тем самым призывали защитить страну от вторжений иноплеменников, освободить томящихся в казанской неволе христиан и приобщить татар к православию.
О том, что религиозные задачи не являлись определяющими при завоевании Среднего Поволжья, свидетельствует и политика русского правительства в регионе во второй половине XVI—XVII вв. Стали возводиться монастыри и церкви, в то время как ислам подвергся утеснению, многие мечети были разрушены. Однако массового насильственного крещения не происходило. Насильно крестили только попавших в плен, с целью их повиновения, в отношении же основной массы населения политика христианизации осуществлялась с использованием методов экономического принуждения, уговоров и убеждения. В правительственных кругах, не без участия церковных идеологов, видимо, возобладало мнение, что православие идеологически сильнее мусульманства, поэтому неизбежно должно одержать победу. Действительность, однако, показала, что ислам с успехом выдержал конкуренцию с государственной религией — православием.
Таким образом, религиозные идеи борьбы с мусульманством использовались правительством Ивана IV исключительно как идеологическое средство для мобилизации сил государства и народа на осуществление внешнеполитических задач — борьбу с Казанским ханством. На деле же, осуществляя завоевание Казани, правительство преследовало не религиозные, а политические задачи, поэтому походы русских войск на Казань в 1545—1552 гг. крестовыми могут быть названы только условно.



© «Церковный Вестник»

Яндекс.Метрика
http://