Церковный вестник


№ 22 (347) ноябрь / Чтение

Старая болезнь духовного инфантилизма

Проблема младостарчества на слуху, о ней высказался и Патриарх, и Св. Синод, но даже посвященному читателю книга священника Владимира Соколова откроет много актуальных фактов, подвигнув задуматься о различных аспектах этого вопроса. Особенно интересен богословский анализ, который отличается не ретроградно-начетническим (ныне весьма распространенным), а творческим подходом в защите православной традиции.
Автор начинает с характеристики духовной ситуации современности: время гонений сменилось временем соблазнов, «линия фронта исчезла, непонятно стало, где тыл, а где враг, потому что нападения начались со всех сторон». Действительно, после десятилетий богоборческого режима ситуация изменилась радикально: общество, народ, государство возвращаются к своим духовным истокам. Путь освобождения (как освобождение из Вавилонского пленения или как исход из Египта) не может не быть трудоемким и противоречивым. Рассмотрим некоторые его аспекты.
Из-за прилива новой волны верующих в церковной общественности в последние десятилетия наиболее заметны радикальные тенденции — модернистские, с одной стороны, и консервативно-ретроградные, с другой. Умеренное большинство церковной общественности, как правило, сосредоточено на практической церковной работе, поэтому его голос слышен меньше. Радикалы же, напротив, громогласно активны — борются, обличают, призывают. Радикализм неофитской части православной общественности основывается на недостаточной религиозной просвещенности. Люди, впервые приходящие к православной вере в зрелом возрасте, вначале способны воспринять лишь простейшие и потому односторонние фрагменты богатейшей православной традиции, к тому же воспринимая их через призму своего атеистического опыта. Вместе с тем они остро переживают открывшуюся религиозную истину и судят все и всех с только что обретенных позиций, оказываясь святее самого Патриарха. Поэтому религиозное мировоззрение неофитов склонно к радикальным крайностям: либо «устарелый» организм Церкви стремятся привести в соответствие с современными веяниями (модернизм), либо в Церкви утверждается только консервативно-охранительная ее сторона.
Для модернистского неофитского сознания разнообразные мирские идеалы — демократии, прав человека, свободы слова, свободы религий, свободы СМИ, экуменизма, общечеловеческих ценностей — оказываются приоритетными по сравнению с собственно религиозными. По существу, церковная жизнь для многих «прогрессистов» является новым полем борьбы за те идеалы, которым они служили до религиозного обращения. Саму религиозную истину они ощущают недостаточно, поэтому могут обличать основополагающие христианские представления, с легкостью отказываются от традиционных форм церковной жизни, внося в нее дух политики, бизнеса, масскультуры.
Противоположная радикальная тенденция более распространена в русской церковной жизни. Фундаментализм как воинствующий традиционализм присущ в какой-то мере всякому религиозному обществу, но в современной православной общественности ретроградные тенденции и настроения выглядят слишком влиятельными. Можно сказать, что современный православный фундаментализм — это, своего рода, детская болезнь полноценной религиозности. Но если эту духовную болезнь не пролечивать, она может поразить большинство общества, что чревато самыми негативными последствиями и для русского православия, и для страны в целом. Например, уже маячит уродливая, но ядовито действенная идеология «православно»-коммунистического фундаментализма.
Если модернистские тенденции мало укоренены в истории Русской Церкви и выражают скорее тлетворный дух современности, то ретроградная тенденция имеет мощную историческую подпитку — традицию иосифлянства, боровшуюся с «нестяжательской» традицией. Иосифлянское ретроградное бытовое исповедничество упрощенно и потому более доступно для неофитского сознания, чем «нестяжательская» духовная традиция. Охранительная тенденция иосифлянства играет свою положительную роль, именуя духовные опасности и защищая традиционные формы правоверия, но, оказываясь доминирующей, она подавляет живую церковную жизнь. Насильственные методы иосифлянства способны сломить волю человека, а в безволии невозможно приобрести искреннюю глубокую и твердую веру. «Нестяжательская» же традиция преображает душу человека, пробуждая искреннюю веру, свободное самоопределение к Богу, и, тем самым, совершенствуя разум, волю, мировоззрение. Подлинное православное просвещение невозможно без единения положительного опыта двух основных традиций русского православного благочестия.
Книга священника Владимира Соколова описывает крайность фундаменталистского толка.
Во все времена представители ретроградного охранительства боролись за сохранение традиции, вместе с тем, именно они нередко вносили в нее чуждые влияния. Замес религиозной непросвещенности и необузданной гордыни и порождает феномен младостарчества, или лжестарчества. На богатом фактическом материале в книге описывается «история вопроса». С одной стороны — явления лжепастырства в древности. С другой — формирование монашеской практики полного послушания духовному старцу: «О духовном насилии, о несвободе здесь не могло быть и речи, потому что старец своими советами и опекой только помогал своему послушнику взращивать в себе “нового человека”… Древнее духовничество распространено было в среде монашествующих и было возможно только при совместном проживании старца и послушника». Очень важно, что «древние старцы все без исключения обладали личной, а не священнической благодатью (они почти все были простыми монахами), они имели личный нравственно-духовный авторитет, — их духовничество носило харизматический характер, именно поэтому и послушание им было таким всецелым и беспрекословным». Естественно, что накопленный в монастырской жизни духовный опыт оказывался востребованным и за стенами монастырей: «Оптинские старцы давали советы приходившим к ним мирянам; сама форма такого общения уже исключала жесткое, безоговорочное послушание. К тому же оптинские старцы были чрезвычайно осторожны в решении чьих-либо судеб: они часто оставляли выбор за духовным чадом». Понятно, что современные лжепастыри наследуют заблуждения прошлых эпох и искажают глубокую духовную практику.
Отец Владимир перечисляет основные причины возникновения лжедуховничества. Прежде всего, существует запрос духовного невежества со стороны неофитствующей паствы. «Не желая меняться, мы хотим переложить ответственность за все, что с нами происходит, на пастыря. Такое бегство от свободы и ответственности выражается иногда в готовности выполнить все, что угодно… Но такое “послушание” — форма идолопоклонничества, …старец почитается больше, чем Бог».
Богоборческий режим десятилетиями подавлял личность, «людей отучили принимать самостоятельные решения, нести ответственность». Христианская культура и мироощущение были разрушены. «Общая религиозная атмосфера сегодня, увы, не христианская, а языческая. Именно ее привносят в Церковь новообращенные». Поэтому нередко «современные прихожане хотят видеть в пастыре некоего пророка-ведуна и экстрасенса… К поиску старцев очень склонны те, кто до прихода в Церковь побывал в оккультных сектах», да и просто увлекался оккультными и эзотерическими учениями.
Ложный запрос неправедно удовлетворяется некоторыми священнослужителями, поддавшимися соблазну «превышения власти» — «перехода границы духовничества, чтобы старчествовать, — в то время как они даже понятия не имеют, в чем сущность истинного старчества».
В ситуации массового рукоположения соблазну лжестарчества способствуют неготовность и недостойность кандидатов в священнослужители и «отсутствие настоящего, а часто и всякого духовного руководства у самого священника». Но при одинаковых для всех условиях поддаются соблазну души, поврежденные необузданной гордыней.
Все атеистические материалистические идеологии лишают человека адекватного мировоззрения. Поэтому в книге уделяется много внимания возрождению богословского интереса, богословия как основы подлинной картины бытия. Богословие необходимо в деле спасения, ибо представление о сущности добродетелей есть богословское знание: «Добрые дела невозможно делать, не зная, что такое добро… Молиться, не богословствуя, невозможно… Невозможно молиться Богу, ничего не зная о Нем… Каяться невозможно без знания о Том, Кому каешься… Смирение тоже невозможно приобрести без богословских знаний… Богословие необходимо всем, кто хочет удерживать правильный курс корабля спасения в море греха и соблазна». Не случайно младостарцы, как правило, уничижают богословское знание, умаляют значение разума.
Взамен они предлагают доморощенное богословие с уклоном в магизм и законничество. «Они полагают, что Бог гневается, наказывает, проявляет милосердие, что на Него можно воздействовать с помощью особых методов, меняя Его отношение к людям. Его можно умилостивить, уговорить, — можно добиться от Него того, что тебе угодно, не изменив ничего в себе, — нужно только выполнять определенный ритуал… Но такое отношению к Богу есть чистейшее язычество, к Православию это не имеет никакого отношения… Вера в то, что эти внешние средства являются самодостаточными для спасения, есть настоящее обрядоверие. Сакрализация второстепенного — отличительный признак фарисейства. Отсюда почитание буквы, а не духа, освященного, а не святого… Правильное совершение ритуала — одно из важнейших требований в языческой магии, потому что от того, как соблюдается ритуал, зависит, как будут тебе повиноваться духи, а повинуются они только в результате правильно совершенных действий. Младостарцы свой ритуализм объясняют точно так же — мол, при неправильно выполненном действии демоны не убоятся». Приводя в подтверждение своей позиции выдержки из произведений Святых Отцов и Учителей Церкви, священник Владимир Соколов, как видим, дает свои отточенные богословские формулировки.
Вместо основополагающих христианских представлений младостарчество навязывает синкретическое мировоззрение, представляющее собой неестественное смешение языческих, магических, оккультных, законнических образов. В результате «младостарец создает собственную религию, которая снисходительна к его порокам и не обязывает его изменяться — он мнит себя уже чего-то достигшим. Служа себе, заставляя и других служить себе, он думает, что служит Богу. На христианском языке такое мироощущение называется прелестью». Добавим, что нередко такие люди и не думают, что служат Богу, а скрывают под церковной формой разнузданные похоти и жестокие мании. Лжеинститут младостарчества является не только результатом заблуждений, но и комфортной средой для сокрытия гнусных пороков. Подобные случаи выпадают из сферы богословского анализа в сферу уголовного права. И нашему священноначалию не следует бояться обличать и исторгать их как не имеющих никакого отношения к Церкви и Православию.
«Таким образом, богословское невежество может стать источником очень серьезных соблазнов и привести в конечном итоге к погибели», — считает автор книги.
После общего описания феномена младостарчества отец Владимир переходит к тонкому психологическому анализу различных аспектов и динамики этой духовной болезни.
«Младостарчество — это болезнь детского духовного возраста. Поэтому преодолеть ее возможно только духовным взрослением… Младостарец находится в бедственном положении — и нуждается в сочувствии. Мы должны оспорить ложное убеждение, но не презирать самого человека». Трудно возразить на такое подлинно христианское отношение к заблудшему, но многие лжепастыри утверждаются в своей мании, переходя грань преступления; преступника же должно и осудить. «Младостарец постоянно и почти во всем проявляет двоемыслие… Исповедь они могут использовать в своих личных целях, для сбора информации о пасомых, для управления паствой… Для младостарца послушание — это лишь способ унизить другого, подчинить его волю своей, — это настоящее своеволие, замаскированное под послушание… Сознание младостарцев тяготеет к сектантскому. Из православного прихода они пытаются создать тоталитарную секту. Многие из них склонны поддерживать апокалиптические настроения… Критику они ненавидят всеми фибрами души, потому что она может разрушить тот бессознательный мост, который они возводят к душам пасомых… Подобные пастыри избегают критики и вообще всякой разумной деятельности. Разум — это самый большой их враг, поэтому они постоянно и очень эмоционально обругивают его. Они панически боятся ума, потому что в этой иррациональности и состоит вся тайна младостарчества».
На каком-то этапе разнуздание горделивых вожделений превращает младостарца в циничного конъюнктурщика: «У таких “пастырей” очень развито чувство конъюнктуры, так сказать, спроса на “духовный товар”. Они всегда точно знают, что угодно пастве или конкретному чаду, и часто, угождая пастве, потакая ее страстям, используют это для поднятия своего авторитета. Собственно, это всегда сделка, приносящая конкретный барыш. Такая духовная спекуляция, так сказать, “духовный бизнес”, позволяет быстро привлечь к себе паству и очень выгодно ее использовать». Либо младостарцу грозит мания величия: «Все их разговоры — это самовозвеличение. Самый же легкий способ возвеличиться — это унизить других. Поэтому такие “пастыри” постоянно унижают всех окружающих… Младостарцы стремятся к абсолютной власти над душой всех окружающих… Когда их власть находится под угрозой, они способны на совершенно неадекватные действия… Они всегда стремятся расширить масштабы своего влияния. Им необходимы многотысячные толпы, у них явно просматривается комплекс вождизма — власть над такой толпой опьяняет и приводит их в экстаз». Не случайно основатель секты «сайентологов» Р.Хаббарт как-то сказал: если вы хотите стать миллионером, то займитесь бизнесом, если же захотите стать миллиардером, то создайте новую религию. Блистательно соединив манию со шкурными интересами, Хаббарт (как и Мун, и Сёку Асахара) стал миллиардером. Таким «мироправителям тьмы века сего» духовно близки наши младостарцы.
Несколько разделов книги автор посвящает объянению чужеродности и опасности младостарчества для православной традиции. «Младостарцы, — пишет он, — оставаясь по всем внешним признакам православными, на самом деле культивируют совершенно иной, не православный духовный опыт. Чтобы сохранить этот опыт, они бессознательно стремятся изолироваться. Но это невольно порождает психологию избранничества… Современные младостарцы — это потенциальные расколоучители, и в этом плане они представляют для Церкви серьезную опасность… Младостарец, как внушаемый от злого духа, осуществляет это демоническое устремление к разрушению, разделению и смерти. Он, активно реализуя идеи лжедуховности, актуализирует небытие. Он невольный адепт и агент демонической религии… осуществляющий миссию внутри Церкви… Святитель Игнатий называл младостарца слугой диавола, его орудием… Такие пастыри незаметно превращают христианство в язычество, почитание Христа в почитание антихриста».
Автор призывает активно бороться с этим пагубным явлением: «Избавиться от ложного отношению к пастырю как к старцу, тем самым избавиться от идолопоклонства… Мирянам можно рекомендовать не убегать от ответственности, ибо отвечать за все, что мы сделали, все равно придется нам самим. В этой ответственности и состоит наше крестоношение… Пастырю надо серьезно заниматься самопознанием — это приводит к трезвому взгляду на самого себя и освобождает от желания старчествовать». Архиереям же надлежит, по указу Святейшего Патриарха Алексея, «для прекращения такой практики» осуществлять «строгий контроль за детальным исполнением Синодального определения». В книге приводятся и выдержки из постановления Синода: «Напомнить православной пастве о том, что советы духовника не должны противоречить Священному Писанию, Священному Преданию, учению Святых Отцов и каноническим установлениям Православной Церкви; в случае же расхождения таковых советов с указанными установлениями предпочтение должно отдаваться последним».
Далее отец Владимир разбирает учение о послушании святителя Игнатия Брянчанинова, а также другие богословские, исторические и жизненные коллизии, связанные с феноменом младостарчества. И для опытного, и для неискушенного читателя книга талантливого православного богослова является, безусловно, просветительским и душеполезным чтением.

  Виктор Аксючиц  



© «Церковный Вестник»

Яндекс.Метрика
http://