Исход и возвращение

К 130-летию со дня рождения известного русского писателя Ивана Шмелева

Во всех произведениях И.Шмелева поет, сияет и плачет православная русская душа. Читая его книги, радостно узнаешь свое, родное. Благодаря ему мы восстанавливаем разрушенную связь времен, узнаем свои корни, знакомимся с жизнью своих предков. Без него мы многого бы не знали, ведь столько прекрасного было разрушено, погублено, безвозвратно утрачено...

Иван Сергеевич Шмелев родился в Москве 3 октября 1873 года в глубоко православной, патриархальной купеческой семье. Детство, проведенное в Замоскворечье, стало главным истоком его творчества.

Жизнь, укорененная в церковности, тесно связанная с годовым кругом православных праздников, такая естественная и органичная для верующего человека, воспитала детскую душу и стала той основой, которая помогла будущему писателю выстоять в вынужденном изгнании первой волны эмиграции.

Теперь мы как будто все делаем заново, будто только что началась русская культурная и духовная традиция, словно не существовало беспрерывного потока развития и преемственности. Но если бы это было так, то мы сегодня не стали бы свидетелями реального духовного обновления России.

Предтечей этого обновления и был Шмелев. Только вглядываясь в жизнь Ивана Сергеевича, можно увидеть, до какой степени она — сочетание пасхальной радости и страданий, несение своего креста.

Крест фигурировал в жизни Шмелева с самого детства: «Как-то приехала матушка от Троицы. Была она у батюшки Варнавы, и он сказал ей: “А моему... — имя мое назвал, крестик, крестик...” Это показалось знаменательным: раза три повторил, словно втолковывал... “а моему... крестик, крестик!”... — “А тебе вот крестик велел, да все повторял. Тяжелая тебе жизнь будет, к Богу прибегай!” — не раз говорила матушка. И мне делалось грустно и даже страшно. Сбылось ли это? Сбылось».

В августе 1895 года студент юридического факультета Московского университета Шмелев «случайно», как тогда казалось ему, выбрал по желанию своей невесты Ольги — дочери генерала Александра Охтерлони, героя обороны Севастополя, — местом для их свадебного путешествия древний Валаамский монастырь.

Перед отъездом они с женой направляются в Троице-Сергиеву лавру — получить благословение у старца Варнавы Гефсиманского. Однако не только на предстоявшее путешествие благословил старец Шмелева. Преподобный Варнава чудесным образом провидел будущий писательский труд Шмелева, то, что станет делом всей его жизни: «Смотрит внутрь, благословляет. Бледная рука, как та в далеком детстве, что давала крестик... Кладет мне на голову руку, раздумчиво так говорит: “Превознесешься своим талантом”. Все. Во мне проходит робкой мыслью: “Каким талантом... этим, писательским?”».

Воспоминание о той встрече он пронес через всю жизнь и, по удивительному совпадению, скончался в день преподобного Варнавы.

В течение 50 с лишним лет, вплоть до смерти Ольги Александровны, Шмелев почти не расставался с супругой. Благодаря ее набожности он во время поездки на Валаам вернулся к своей детской искренней вере уже на осознанном, взрослом уровне, за что всю жизнь был жене признателен.

Впечатления от путешествия были столь сильны, что Шмелев должен был рассказать о них другим людям. Так появилась его первая книжка «На скалах Валаама», которая определила  его судьбу.

Став известным писателем уже в начале ХХ века, Шмелев вместе со всем русским обществом пережил в революционные годы огромную духовную и личную трагедию. Но, несмотря на то что Россия, русская культура были повержены, Иван Сергеевич не хотел покидать Родину.

После октябрьского переворота он переселился в Крым, надеясь на скорое окончание гражданской войны. Здесь Иван Сергеевич потерял единственного сына — Сергея, офицера белой армии, поверившего в обещанную большевиками амнистию, оставшегося на Родине и расстрелянного в начале 1921 года.

Смерть сына потрясла Шмелева. Он тщетно искал его могилу, сам чуть не погиб во время страшного крымского голода зимой 1921 года. Однажды они с женой даже ехали из Алушты на бревне, положенном поверх тележных колес. «Ноги очень мерзли, думала, не доеду», — без особых эмоций рассказывала Ольга Александровна Шмелева Вере Николаевне Буниной.

Шмелевы зарегистрировались в коммунальной столовой, где выдавали 200 граммов хлеба в день. Но столовая уже была закрыта: хлеб кончился. Вдруг подошел человек и, оглянувшись по сторонам, тихо спросил: «Вы Шмелев? Это вы написали “Человек из ресторана”?» Шмелев рассеянно кивнул. Незнакомец вложил ему в руку сверток, завернутый в белый холст. Хлеб! Целая буханка! Он считал эту буханку лучшим своим гонораром. «Голод отошел, мы остались живы. Спасибо человеку, давшему нам хлеб», — писал он в одном из писем.

Потом они вновь оказались в Москве. Вскоре Ивану Сергеевичу предоставили возможность поехать за границу для лечения. Осенью 1922 года семья Шмелевых выехала в Берлин.

Из письма к Бунину: «Как пушинки в ветре, проходим мы с женой жизнь. Где ни быть — все одно...»

Из Берлина по приглашению Бунина они перебираются в Париж. Летом 1923 года Шмелевы решают в Москву не возвращаться: постоянно следя за событиями на Родине, осознают, что жить им в России при большевиках, лишивших их единственного сына, невозможно.

Горька была разлука с землей Отчизны, с русскими святынями, с родными могилами. Книги Шмелева первых лет эмиграции трагичны, полны ужасов гражданской войны, скорби по утерянной Родине, проникнуты глубоко церковным, лично пережитым мироощущением. Современники сравнивали центральное произведение Шмелева этих лет — эпопею «Солнце мертвых», в которой он описал ад красного террора в Крыму, — с плачем библейского пророка Иеремии о разрушенном Иерусалиме.

С болью узнавал Иван Сергеевич о разрушениях московских святынь, о переименовании московских улиц и площадей. Но тем ярче и бережней он стремился сохранить в своих произведениях то, что помнил и любил больше всего на свете. Этим он совершил писательский и человеческий подвиг. Для русских, находящихся в эмиграции, его сочинения стали больше, чем просто литература. Ими утоляли духовный голод.

Укрепленный в вере чудом исцеления в 1934 году от тяжелой язвенной болезни по молитвам преподобного Серафима Саровского, Шмелев отдает все свои силы и талант тому, чтобы «оповестить» людей об истинности православия.

Несмотря на все тяготы, эмигрантская жизнь Шмелевых в Париже по-прежнему напоминала жизнь старой России: с годовым циклом православных праздников, постами, обрядами, со всей красотой и гармонией уклада русской жизни.

Православный быт, сохранявшийся в их семье, не только служил огромным утешением для самих Шмелевых, но и радовал окружающих. Подробности этого быта произвели неизгладимое впечатление на их внучатого племянника — Ива Жантийома-Кутырина. Крестник писателя, он воспитывался в семье Шмелевых и заменил Ивану Сергеевичу и Ольге Александровне их погибшего сына Сергея.

«Дядя Ваня очень серьезно относился к роли крестного отца, — пишет Жантийом-Кутырин. — Церковные праздники отмечались по всем правилам. Пост строго соблюдался. Мы ходили в церковь на улице Дарю, но особенно часто — в Сергиевское подворье». «Тетя Оля, — продолжает он, — была ангелом-хранителем писателя... Она никогда не жаловалась... Ее доброта и самоотверженность были известны всем... Тетя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял ее вкусу и прислушивался к замечаниям».

Старая Москва с ее раздольем, богатством, красочностью быта живет и дышит в автобиографических повестях Шмелева «Лето Господне» и «Богомолье». В «Богомолье» он внимательно и тонко рассказывает о старинной традиции паломничества в Троице-Сергиеву лавру, достигая совершенства в передаче живого русского языка.

Повесть «Лето Господне» посвящена Иву Жантийому-Кутырину. Завершенная в 1948 году, 12 лет спустя после кончины супруги, эта книга передает восприятие десятилетним мальчиком Ваней Шмелевым православных праздников, семейных радостей и скорбей. В первых (по времени написания) главах еще различимы интонации взрослого человека, который постепенно вытесняется ребенком-рассказчиком. Маленький мальчик видит мир чистыми, незамутненными глазами: Святки, Пасха, Великий пост... Главы писались и публиковались в газетах под определенный праздник, но в отдельном издании Шмелев поставил вперед Великий пост. С идеи покаяния начал он свою «русскую эпопею».

Пережитые скорби дали Шмелеву не отчаяние и озлобление, а почти апостольскую радость. Через показ размеренной, светлой жизни глубоко религиозной семьи в «Лете Господнем» и «Богомолье» нам явлена ушедшая эпоха. Эти описания стали свидетельствами духовного и душевного здоровья нашего народа, его искренней веры, приверженности к правде и красоте. Неслучайно современники признавались, что эти книги хранятся в их доме рядом со Святым Евангелием.

Писатель вспоминает не только православную Москву. В очерке «Старый Валаам» он смог передать дух этой великой святыни. Читатель не просто видит яркие картины природы Ладоги и монастырского быта, а проникается самим духом монашества. Вспоминая свою юношескую поездку, Шмелев писал о герое этого очерка: «Самое главное, что он тогда осознал и сохранил на всю жизнь, это — свет веры Христовой, озарявший и суровый монастырский устав, и внутреннюю жизнь всего православного народа». Вот почему спустя годы писатель мог сказать о первом своем опыте: «Суть осталась и доныне: светлый Валаам».

Когда в конце Второй мировой войны фашисты бомбили Париж, недалеко от дома Шмелева упали сразу четыре бомбы, превратив здания напротив в руины. Обычно Иван Сергеевич вставал рано, но в то утро из-за недомогания залежался в постели. Это и спасло ему жизнь. Стекла в окнах были разбиты вдребезги. Острые осколки насквозь изрешетили спинку его рабочего кресла.

Хлопали пустые рамы, ветер гулял из угла в угол. Вдруг маленький листок бумаги влетел в обезображенную комнату и, слегка покружив над письменным столом, опустился прямо под ноги Ивану Сергеевичу. Это была репродукция «Богоматерь с Иисусом» итальянского художника Балдовинетти. Как залетела она сюда? Видимо, Царице Небесной было угодно сохранить жизнь больному и одинокому русскому писателю-эмигранту. На следующий день в Сергиевском подворье Шмелев отслужил благодарственный молебен.

Переживание чуда отразилось во многих его произведениях, в том числе и в последнем романе «Пути Небесные», который писатель посвятил светлой памяти своей супруги Ольги Александровны. Сам Шмелев называл свой роман историей, в которой «земное сливается с небесным». В нем в художественной форме излагается святоотеческое учение, описывается практика повседневной борьбы с искушением. К сожалению, это произведение не было закончено. В планах Шмелева было создать еще несколько книг «Путей Небесных», в которых описывалась бы история и жизнь Оптиной пустыни (так как один из героев, по замыслу автора, должен был стать насельником этой обители).

Чтобы полнее проникнуться атмосферой монастырской жизни, 24 июня 1950 года Иван Сергеевич переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюсси-ан-Отт, в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь.

Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине писателя, рассказывала: «Мистика этой смерти поразила меня: человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под ее покровом».

Где бы Шмелев ни работал, он всегда писал о России, для русского народа, в духовную силу которого верил безмерно.

«Среди зарубежных русских писателей Иван Сергеевич Шмелев самый русский, — говорил о нем Константин Бальмонт, — ни на минуту в своем душевном горении он не перестает думать о России и мучиться ее несчастьями».

Почти все русские эмигранты буквально до конца своей жизни не могли смириться с тем, что они уехали из России навсегда. Они верили, что обязательно вернутся на Родину.

Такой посмертной судьбы удостоился Иван Сергеевич Шмелев.

В начале 1990-х его написанные в изгнании книги окончательно вернулись в Россию, став неотъемлемой частью духовного возрождения нашего общества.

А 30 мая 2000 года, спустя полвека после кончины Шмелева во Франции, его останки упокоились в родной московской земле. Во исполнение последней воли Ивана Сергеевича, в некрополе Донского монастыря состоялось перезахоронение с кладбища в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем праха писателя и его супруги Ольги Александровны. Как сказал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий после панихиды, совершенной им в Большом соборе Донского монастыря, «настало время, когда мы можем воздать должное этому прекрасному человеку, православному писателю и истинному русскому патриоту; хотя прежде казалось, что это время никогда не наступит».

Удивительно, как удалось Ивану Сергеевичу в последних строках своего «Лета Господня» предвидеть то ощущение, которое возникло, когда в Донском монастыре предавали земле его останки: «Я смотрю, крещусь. Улица черна народом... Я знаю: это последнее прощанье, прощанье со всем, что было... Гроб держат на холстинных полотенцах. Много серебряных священников. Поют невидимые певчие... Ве-э-эчна-а-я-а па-а-а......а-а-ать...».

В дни памяти, посвященные 50-летию со дня кончины Шмелева, в его родном Замоскворечье — рядом с Третьяковской галереей и Государственной педагогической библиотекой имени Ушинского — был установлен бюст писателя. Он выполнен на основе единственного прижизненного скульптурного портрета Ивана Сергеевича, сделанного незадолго до его кончины скульптором Лидией Лузановской, дружившей с семьей писателя.

Почитатели таланта ждут Шмелева публикации материалов архива писателя, переданного Российскому фонду культуры Ивом Жантийомом-Кутыриным. Сейчас архив изучают ученые.

К сожалению, в России пока нет музея Шмелева. Но лучшего адреса для него, чем квартира в доме номер семь в уютном дворике на Малой Полянке, не найти. На этом доме установлена мемориальная доска с барельефом работы Лидии Лузановской. Создание музея Ивана Шмелева станет символом окончательного возвращения на Родину великого писателя-патриота.