Протоиерей Николай Агафонов, член союза писателей:
Роман об иконоборческих спорах и победе иконопочитания, о сложных судьбах христианской империи в период ее противостояния исламу вышел в свет в феврале в издательстве Сретенского монастыря. Автор романа «Иоанн Дамаскин» — протоиерей Николай Агафонов. Отец Николай — автор известных и полюбившихся читателям рассказов — представляет свой первый роман читателям «Церковного вестника».
— Отец Николай, «Иоанн Дамаскин» — ваш первый литературный опыт в жанре романа. Если говорить кратко, о чем он?
— Это действительно мой первый опыт. Я очень волновался, получится ли у меня написать исторический роман, ведь до этого были только рассказы. Я испытывал сомнения: смогу ли я выстроить действительно интересную сюжетную линию, придерживаясь исторической точности. Я много молился, когда писал роман, и верю, что святой Иоанн Дамаскин помог мне в этом творческом деле. Без Божией помощи, только человеческими силами я бы этот роман не написал.
Идею написать эту книгу я носил в сердце 30 лет, это стало своего рода мечтой моей жизни. Можно было бы ограничиться небольшой документальной повестью, вроде жития с научными комментариями, но это показалось мне неинтересным. Я хотел создать образ моего любимого святого, но не иконно-житийный, а живой, динамичный, многогранный.
В романе рассказывается о сложной и драматичной эпохе противостояния двух империй — христианской и мусульманской, о периоде иконоборчества и о победе иконопочитания, о дворцовых интригах и государственных переворотах, о кровавых сражениях и горячей молитве, о любви и ненависти, о святости и подлости. А в центре всего этого — необыкновенно притягательный образ преподобного Иоанна Дамаскина: с одной стороны — знатного вельможи, а с другой — монаха-аскета, великого писателя и замечательного поэта VIII века, ученого богослова и философа-полемиста.
— Ваши книги широко известны в церковных кругах. Расскажите, как и когда вы начали писать? Что послужило для вас первым толчком?
— В пять лет я уже знал, что буду писателем. Писал всю жизнь. Сказки, рассказы... Читал их в кругу семьи, своим друзьям, родственникам.
Постепенно творчество захватывало меня все больше и больше, и вот, в 2001 году я действительно серьезно занялся писательской деятельностью, и уже в 2002 году два моих рассказа были напечатаны в волгоградском литературно-художественном журнале «Отчий край». Потом были и другие публикации.
Я очень благодарен архиепископу Самарскому и Сызранскому Сергию, который поддержал меня в моем начинании и благословил издавать мои произведения. После этого и вышли первые сборники моих рассказов. Конечно, я не ожидал, что они так быстро завоюют популярность. Но тираж следовал за тиражом, книги расходились мгновенно. Вот так, с одной стороны, незаметно, а с другой — стремительно, и начался мой творческий путь.
Толчком к идее написать роман про Иоанна Дамаскина стала студенческая постановка замечательной поэмы А.К. Толстого с таким же названием, осуществленная в 1976 году, когда я еще учился в Московской духовной семинарии. Именно тогда мне в душу запал необыкновенный образ преподобного, а в сердце поселилась мечта написать о нем роман.
— Что показалось вам актуальным, созвучным нашему времени в том периоде истории Церкви, который вы описываете?
— Прежде всего, это проблема государственной власти и нравственности. Я раскрываю ее на примере двух правителей — Льва Исавра, вошедшего в историю как император-иконоборец, и Юстиниана, пытавшегося совместить жесткие методы правления с евангельской заповедью любви. Я попытался ответить на вопрос: может ли правитель быть святым?
— И какой ответ вы даете?
— Ответ дает Иоанн Дамаскин в одной из своих бесед с императором. Безусловно, правитель должен стремиться к святости. Вообще, это очень сложный вопрос — насколько правитель может позволить себе быть по-христиански милосердным. Знаете, здесь мне невольно пришла в голову параллель с царем-мучеником Николаем II. В романе я провел своего рода скрытую апологию нашего последнего императора. Его обвиняли в излишней мягкости, беспомощности, неуместной в его положении «святости», неспособности к решительным, жестким мерам, в результате чего он лишился трона. Но часто слабость в глазах людей становится величием в глазах Бога. Теперь, в условиях нового времени и демократических перемен, мы это понимаем.
В романе я затронул также проблему старчества. Сейчас многие относятся к словам старцев, которых стало очень много в последнее время, как к заветам Христа, не подлежащим сомнению. В романе, когда Иоанн Дамаскин приходит в монастырь, старец запрещает ему писать. И Сама Богородица приходит к нему с просьбой отменить прещение. Старцы — это тоже люди, и они тоже могут ошибаться. Но если старец настоящий молитвенник и подвижник благочестия, то его «ошибки» промыслительным образом Господь направляет на благо. Не повели старец умереть творческому порыву Иоанна, не было бы и его творческого «воскресения», и тогда, вполне возможно мы не имели бы Пасхального канона, одного из лучших творений Дамаскина.
Таким образом, ставя в романе проблему соотношения свободного творчества и христианской аскетики, я прихожу к выводу, что одно другому не мешает, а лишь дополняет и возвышает.
— «Иоанн Дамаскин» — историческое произведение. Насколько важна для вас историческая достоверность? По каким источникам вы выстраивали фактическую канву событий?
— Безусловно, я старался придерживаться исторических фактов и хронологических рамок, согласно летописям. При работе я использовал творения преподобного, жития святых тех времен, труды византологов, все летописи по Византии, вплоть до армянских. Но роман не может быть без вымысла. Мой роман — это не учебник по истории Византии, художественное повествование о судьбах людей той эпохи. По моему глубокому убеждению, исторический роман — это книга не столько о том, что происходило в прошлом, сколько о том, как эти события увидел сам автор.
Я поставил перед собой несколько задач: роман не должен быть большим по объему, так как современные люди отвыкли много читать; сюжет должен быть интересным и захватывающим, но самым главным для меня было не исказить идейный образ святости и, в то же время, дать образ Иоанна Дамаскина в развитии, показать становление его как личности. На мой взгляд, это — самое интересное в художественном произведении, ведь в житии, святой свят от рождения до смерти, но такого не может быть в художественной литературе. Куда мы тогда отбросим психологизм, вот уже триста лет, как занявший в литературе свое достойное место.
Также я постарался передать развитие в обществе идей иконоборчества и силу противостояния им святого Иоанна Дамаскина. Перо великого поэта и писателя древности выступило против меча императора. И я показал, что перо может быть сильнее меча, если стоит за правду Божию. Иоанн пострадал, но вышел победителем — благодаря его сочинениям возникла оппозиция иконоборчеству, которая одержала победу.
Что же касается авторской фантазии или вымысла, то я скорее назвал бы это не вымыслом, а формой подачи сухих исторических фактов в их психологической и логической достоверности.
— Равнялись вы в своей работе над романом на какие-нибудь известные литературные образцы прошлых лет или современности? Чей стиль вам ближе?
— Я никому не подражал, и у меня нет и не было такого стремления. Я нигде не учился этому, и у меня нет литературной школы. Я просто пишу так, как чувствую, как мне это видится. Самое главное для меня — чтобы было понятно и интересно людям. Боюсь, что интеллектуалов, которые ищут в моих произведениях каких-то литературных изысков, ждет разочарование. Но мне приходят сотни писем от простых людей с благодарностью за мои труды, а это для меня ценнее всего.
— Что, на ваш взгляд, вам удалось выразить и передать в романе, а что нет?
— Главное, что мне удалось — я нашел свой стиль в исторической прозе. Для меня это стало очень важным моментом. Я планирую написать еще одно историческое произведение, на этот раз из евангельской истории — о женах-мироносицах. Что же касается того, что мне не удалось в романе — судить читателя и критикам.
— Означает ли это, что вы больше не будете писать так полюбившиеся читателям рассказы?
— Конечно нет! Параллельно с романом я работал и над рассказами, и над сказками. В планах у меня три повести: первая — о Чечне — «Свет золотой луны», вторая — о молодой девушке из богатой семьи, пришедшей в монастырь накануне страшных событий революции 1917 года, третья — о мальчике, попавшем в сатанинскую секту.
— Кому прежде всего адресован ваш роман?
— Роман, как и мои рассказы, адресован самой широкой аудитории — от студентов до пенсионеров. Надеюсь, несмотря на то что он основан на исторических событиях и затрагивает глубокие религиозные и богословские вопросы, он будет интересен, простым читателям, не имеющим специального образования.
— Как относятся ваши собратья-священники к вашей творческой деятельности?
— Собратья-священники относятся очень положительно. Могу сказать, что именно благодаря им мои книги так быстро получили известность, стали популярны и любимы. Священники читали сами, а потом рекомендовали прочесть своим прихожанам. Дело в том, что многие мои рассказы посвящены именно священнослужителям. Я показываю людям, что священник — это такой же живой человек из плоти и крови, он так же способен на ошибки, сомнения, нравственные падения. Многие меня упрекали в излишней откровенности. Но я считаю, что люди могут поверить только правде, а не искусственным, рафинированным образам «без страха и упрека». Думаю, именно поэтому мои рассказы сближают мирян и священников. Люди начинают лучше понимать нас, относиться с большим доверием. Возможно, это — одна из причин, по которой духовники любят давать своим чадам мои книги.
— А как вас приняли в писательском сообществе?
— В писательском сообществе меня приняли очень хорошо. Вскоре после того, как начали выходить мои книги, я стал членом Союза писателей России. У меня сложились замечательные отношения с этими людьми. Многие из моих знакомых писателей начали ходить в церковь и стали писать на христианские и православные темы. Например, известный писатель С.А. Жигалов, автор романа «Бродячие собаки», сейчас пишет книгу о безруком художнике и иконописце Журавлеве.
— Вы первый священник, ставший членом Союза писателей?
— Нет, не первый. В Союзе есть писатели, ставшие священниками, например отец Ярослав Шипов. Я, наверное, один из первых прозаиков, кто стал членом Союза, изначально, будучи священником, а не писателем.
— Как вам удается совмещать пастырскую деятельность, требующую максимум сил и самоотдачи, с литературным творчеством? Не мешает ли одно другому?
— Не только не мешает, а, наоборот, дополняет. Литература — это мой амвон. Книги — это моя проповедь христианского образа жизни, стремления к совершенству. Через своих литературных героев, я предлагаю людям примеры того, как из любых самых трудных жизненных ситуаций можно найти выход через веру, надежду и любовь. Я считаю такую форму проповеди более действенной, чем отвлеченные теоретические нравоучения. В своих книгах я никогда не поучаю, просто показываю, как тяжело бывает человеку, пока он не сделает шаг к Богу и тогда Бог обязательно идет навстречу; при этом жизнь человека кардинально меняется. Это и есть настоящее чудо и милость Господа к нам.
Беседовала Мария Державина
|
