Преподобный Серафим в жизни Александра Дмитриевича Самарина

Имея особую веру и любовь к преподобному Серафиму, отец всегда обращался к нему с молитвой и не раз получал утешение. Общение и помощь от преп. Серафима моему отцу были в 1925 г., когда он находился в заключении в одиночной камере внутренней тюрьмы. Он был крайне измучен допросами, и сердце его стало приходить в упадок, давая тяжелые сердцебиения. В таком состоянии он лежал на койке. Это был день святой великомученицы Варвары, день Ангела его покойной матери. Отец увидел, как согбенный старичок идет от запертой двери. Старичок подошел к нему, и он ощутил присутствие преп. Серафима. Тот положил ему на сердце кончик своей мантии, и сердцебиение прекратилось, наступил покой.

У моего отца была иконка преп. Серафима, сопутствовавшая ему во всех арестах и изгнании; и если ее отбирали, то потом опять возвращали ему. Изображение было написано на частице доски гроба, в котором преп. Серафим лежал до открытия его мощей. Это была небольшая, но очень толстая простая дощечка. Икона принадлежала двоюродной сестре моего отца Марии Николаевне Ермоловой. Доска была распилена по ее желанию на две равные части, и на второй было также написано изображение преп. Серафима, которое Мария Николаевна оставила себе, а первую иконку отдала моему отцу, зная его особую любовь к преп. Серафиму. В день своей смерти отец благословил этой иконой меня.

В 1925 г. на праздник 19 июля, незадолго до последнего ареста, мой отец впервые совершил путешествие в Саров к мощам преп. Серафима. Меня он взял с собой, и это одно из самых светлых и прекрасных воспоминаний моей юности. Лето, жара, бескрайние тамбовские поля, и мы идем пешком от Арзамаса до Сарова 60 верст, оставив все попечения и заботы. Дивеево, с его прозрачной чистотой, внутренней и внешней, пленило меня, там мы провели два дня; дальняя дорога через Саровский лес, величавый, прохладный, а за ним — небольшая речка Сатис, и за ней неожиданно встает перед путниками белый монастырь. Вечером — долгая торжественная всенощная, а наутро — праздничный звон, несметные толпы народа, множество приехавших издалека, и местные женщины в своей красивой мордовской одежде и ярких разноцветных платках; незабываемое саровское монашеское пение в соборе, а после обедни — всех объединивший крестный ход с мощами преподобного, которые обносят вокруг собора. Под ноги духовенства, как белые птицы, летят холсты, бросаемые крестьянами. И все это под покровом преп. Серафима, ради него. И отец мой, такой легкий, полный радости, что он попал к преп. Серафиму.

До последних своих дней отец глубоко почитал преп. Серафима Саровского. Прошли тяжелые годы ссылки в Якутии. В Костроме, тяжело заболев, Александр Дмитриевич на предложение собираться в больницу ответил: “Нечего собирать, мне хотелось бы взять с собою только образок преп. Серафима... Я жил последнее время только молитвой и вашей любовью. Спасибо вам за все”. После операции перед самой кончиной стали читать канон Божией Матери “Скорбных наведения...”. Потом Александр Дмитриевич поднял вверх широко открытые глаза, как бы увидев что-то невидимое для нас, и сказал: “Днесь благовернии людие, светло празднуем...” (Тропарь Покрову Пресвятой Богородицы). Конец... Ни агонии, ни вздоха, ни смятения — торжественный покой. Мы замерли и долго стояли на коленях в эти удивительные минуты тишины... Заветы отца, его твердая вера в Бога и Промысл Божий, его поистине христианская кончина до конца дней моих останутся для меня самым дорогим, незабвенным образом.

“Самарины, Мансуровы.

Воспоминания родных”. М., 2001 г.