Вечность во временном

— Отец Александр, как получилось,что именно вам было поручено руководить работой по созданию соборной иконы Новомучеников и исповедников российских?
— Комиссия по канонизации святых обратилась в Православный Свято-Тихоновский богословский институт, потому что ректор института протоиерей Владимир Воробьев входит в состав этой комиссии и потому что в институте есть факультет церковных искусств и архив данных о новых мучениках. Мне как декану этого факультета было поручено возглавить эту работу, а общее руководство осуществлял ректор института.
— Вы сами иконописец?
— Нет, я по образованию искусствовед. Я всю жизнь занимаюсь церковным искусством и могу сказать, что в этой области я специалист, у меня не один десяток печатных работ, посвященных церковному искусству.
— Кто непосредственно участвовал в создании иконы?
— Основных художников было четверо — это преподаватели нашего факультета Мария Глебова, Татьяна Кауц, Наталья Муравьева и Татьяна Андросова. С ними работали несколько помощников.
— Созданию иконы наверняка предшествовала большая подготовительная работа. Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?
— Естественно, что в процессе обсуждения композиции иконы группой специалистов нашего института во главе с ректором протоиереем Владимиром Воробьевым привлекался обширный исторический материал. Иконы, на которых соборно изображаются многочисленные святые, конечно, не новость. Чаще всего это изображения Вселенских Соборов, изображения преподобных или подвижников какого-либо монастыря. Мы изучали и сравнивали такие изображения разных веков, размышляли над ними. Долго обсуждался вопрос о том, на фоне какого храма будут изображены святые. Предлагалось избрать для этой роли Успенский собор Московского Кремля или храм Феодоровской иконы Божией Матери. В конце концов было принято решение остановиться на Храме Христа Спасителя, потому что он сам по себе является храмом-мучеником. Кроме того нужно было составить списки новопрославленных мучеников и исповедников, помещаемых на иконе.
— Где сейчас находится эта икона?
— На амвоне Храма Христа Спасителя.
— Как долго продолжалась работа ?
— Поставленные нам сроки были очень сжатыми. Создать икону нас благословили за год до прославления. И к тому, что за это время нам удалось сделать такую колоссальную работу, я отношусь как к чуду. Художникам пришлось сделать огромное количество подготовительных рисунков. Все клейма нужно было сочинить, создать отдельные композиции. Тематику ХХ века нужно было вписать в классические иконографические формы. Скажем, изображение солдат-красноармейцев, которые стали палачами святых. Ничего этого не было в древности, потому что не было, к примеру, огнестрельного оружия. Как изобразить расстрел, убиение царской семьи или расстрел крестного хода в Астрахани? Как изобразить соловецких мучеников; заключение и убиение святителя Петра Полянского; святителя Тихона в заключении в Донском монастыре, благословляющего народ; изгнание монахов из Троице-Сергиевой лавры? Все это совершенно новые темы для иконописи, которые потребовали создания новых композиций.
— Что вы можете сказать о такой актуальной для современных иконописцев проблеме, как изображение одежды? К примеру, как изобразить профессора начала века, который никакой канонической одежды не носил, но стал святым мучеником? Существует ли единое мнение о том, как изображать таких людей?
— Это действительно серьезная проблема. Конечно, изображение святого в пиджаке смотрится, по меньшей мере, странно. Поэтому обратите внимание на то, что царь-мученик Николай II изображается в древней одежде, и это имеет свои основания, потому что на коронации он был в этой древней царской одежде.
Что касается профессоров, то с ними сложнее. Профессор кроме сюртука ничего никогда не носил, но при этом он свят. Самая главная проблема современной иконы, частным случаем которой является поднятый вами вопрос, это соотношение вечного и временного.
Мне пришлось однажды говорить с одним епископом, который сказал мне по поводу восстановления одного храма: «Знаете, отец Александр, мы все-таки будем его расписывать в традиции XIX века». На что я ответил: владыка, как благословите, но вопрос в другом — как показать верующим вечность? Дело в том, что вся наша иконография XIX века сложилась под влиянием западного искусства, а там вечное уже давно никого не интересует. И я думаю, что это не мое личное мнение, а очевидный факт. Вместо иконы мы видим картину, которая изображает временное, в отличие от иконы, которая устремляет нас к вечному. Именно по этой причине церковное искусство XIX века нас, строго говоря, не удовлетворяет. Даже в росписях Владимирского собора в Киеве, сделанных очень почтенными художниками, мы видим изображения каких-то пейзажей, исторических или житейских ситуаций с налетом благочестивого настроения, в меру понимания этого настроения художником. Мы видим молитвенные жесты, позы, в которых подразумевается благочестивый человек в обстановке текущей жизни. А икона изображает вечное с элементами реальности. Конечно, эти элементы нужны, но как второстепенные. Икона отталкивается от реальной ситуации, но переносит ее в вечность. Святые — это те люди, которые уже при жизни своей находятся в Царстве Божием, и икона старается явить это их вечное и прославленное состояние. В религиозной картине тоже присутствует и вечное, и временное, но соотношение между вечным и временным в ней — в пользу временного.
А по поводу заданного вами вопроса мне вспоминается работа над одним из клейм иконы новомучеников, на котором изображается суд над епископом Вениамином Петроградским. В числе осужденных на этом суде — и позднее причисленных к лику святых — были и миряне. На иконе их тоже необходимо было представить. Этот вопрос мы попытались решить, во-первых, с помощью цвета — не натуралистического, а иконописного. Вы знаете, что очень часто цвет на иконе не соответствует натуре, а имеет чисто символическое значение. Поэтому одежды мирян были изображены цветными, а не серо-черными — так сказать, «пиджачного» цвета, и форма одежды была несколько стушевана, она четко не читается.
Намного проще оказалось писать фигуры убийц, потому что их красноармейская форма, их зловещие силуэты органично вписались в то пространство иконы, где изображалась негативная сторона событий.
Что же касается затронутой вами проблемы в целом, то я думаю, что она пока еще не решена. Вопрос адаптации современного быта к канонам иконографии — это вопрос не только богословский, но и художественный. Потому что икона должна быть не только зримым образом вечности, но и произведением искусства, а все это весьма не просто. Мне кажется, что многое в этом отношении сделано современными греческими церковными художниками, но мы мало знаем об их опыте.
— Никто не скажет, что икона Новомучеников и исповедников российских написана под западным влиянием. Не связано ли  создание такой иконы с возвращением современной иконографии к более древней традиции?
— Надеюсь, что это так. Хотя в последнее время нередко предпринимаются попытки утвердить как норму иконописи академическую живопись XIX века. Это стремление наиболее характерно для некоторых околоцерковных художественных и искусствоведческих кругов, но отчасти и для церковных. Основывается эта позиция на том, что религиозные картины академических художников XIX века, на которых изображаются благочестивые, несомненно, персонажи с геометрическими окружностями над головами, символизирующими нимбы, они понятны, «а ваши иконы никому не понятны». Но Церковь является носительницей вечных истин, поэтому ей присущ, я бы сказал, здоровый консерватизм.
— Известно, что существует икона Новомучеников и исповедников российских, написанная по благословению Синода РПЦЗ. Что бы вы сказали о работе ваших предшественниках?
— Я с большим уважением отношусь к этой иконе, но как специалист должен сказать, что иконы Зарубежного Синода вообще довольно слабые. Как правило, мы не находим в них глубокого богословского и исторического обоснования. Дело в том, что изучение искусства русской иконы в послереволюционный период было сосредоточено главным образом в России. И это не удивительно, потому что одно дело, когда средневековое церковное искусство изучается серьезными учеными из Америки, Франции, Германии, а другое дело, когда оно изучается как наше родное, национальное наследие. Даже в Советском Союзе большинство специалистов оставались верующими людьми, хоть и не афишировали этого. И ими было сделано немало. Контакты с этими специалистами для Зарубежной Церкви были крайне затруднены. Они были случайными и очень редкими, а для нормального течения искусствоведческого и творческого процесса необходимо, конечно, более тесное общение. Необходимо то, что называется общей средой.
Иконы на Западе писали бывшие старообрядцы или какие-нибудь утонченные художники вроде Стелецкого в Париже. Он был прекрасный художник, эстет, но при чем здесь иконопись?
— Можно ли сказать, что серьезной иконографической школы за рубежом не сложилось?
— Там были небольшие кружки, были и отдельные хорошие специалисты. Например, мы в Богословском институте очень ценим Леонида Александровича Успенского — парижского ученого-иконоведа, иконописца, замечательного человека, автора очень ценной книги «Богословие иконы». Но вокруг Успенского был узкий круг людей. Это было связано с малочисленностью православных людей и с чужеродностью местного населения по отношению к иконе и к православию вообще. Конечно, есть еще Греция, но у них там своя специфика.
— Расскажите, чем живет сейчас руководимый вами факультет ПСТБИ?
— Наш факультет довольно большой, на нем есть целый ряд кафедр. Кафедра теории и истории церковного искусства готовит иконоведов. Должен сказать, что церковная молодежь пока еще не распознала важность этой специальности. Это выражается в частности в том, что подавляющее большинство студентов-иконоведов составляют девушки, молодые люди устремляются на другие факультеты, тогда как в течение веков изучение церковного искусства было скорее мужской специальностью. И само по себе иконоведение тесно связано с богословием, поэтому было бы желательно, чтобы восстановилось равновесие мужского и женского элемента на этой кафедре.
Другие кафедры в основном практические: кафедра иконописи, монументального искусства, реставрации, шитья. Одной из лучших у нас является кафедра реставрации. Реставрация икон — это сложнейшая специальность, которая помимо художественных знаний и навыков требует серьезной технической подготовки. Например, обязательными предметами для реставраторов являются такие дисциплины, как химия и биология.
— А вы пытались создать у себя на факультете кафедру церковной архитектуры?
— Попытка такая была, потому что необходимость подготовки церковных архитекторов совершенно очевидна. По всей России идет массовое строительство храмов и церковных комплексов, как монастырских, так и не монастырских, которые строят архитекторы далекие от Церкви, часто не понимающие специфики именно церковной архитектуры. Священники тоже чаще всего не имеют необходимой подготовки, чтобы как-то направить архитектора, и в результате новостройки редко по-настоящему вписываются в нашу культурную традицию.
Наша попытка потерпела неудачу по причине чрезвычайной сложности подготовки специалистов в этой области. Лично я пришел к выводу, что для этого необходимо создать специальное учебное заведение, и я об этом всюду говорю. Среди архитекторов есть сочувствующие специалисты, есть понимание важности этой задачи, и у нас накоплен определенный опыт, но создание любого учебного заведения требует огромных средств.
— Какова судьба работ, которые создают студенты ПСТБИ? Было ли за это время создано или отреставрировано что-нибудь значительное?
— «Лишних» икон у нас не бывает. Студенты постоянно работают над большими иконостасами наших институтских храмов. Это в первую очередь наш институтский храм Святой Троицы на Пятницкой, который был разорен и который мы систематически, в течение многих лет восстанавливаем. Сейчас идет большая работа по сооружению иконостаса в этом храме. Она должна быть закончена к десятилетию нашего института, которое будет отмечаться 18 ноября. У института есть еще загородное подворье. В ста километрах от Москвы есть небольшое село Матренино, там тоже был совершенно разрушенный храм, который сейчас восстанавливается, и там тоже должен быть восстановлен иконостас. Студенты пишут иконостасы для храмов, в которых служат преподаватели нашего института, есть и заказы со стороны.
Студенты кафедры монументальной живописи долгое время работали в Оптиной пустыни, где многие росписи храмов пришлось написать заново. В Троицком храме тоже делается роспись. Ни наши студенты, ни выпускники не страдают сейчас от невостребованности своих знаний и своего труда. Потребность в иконах и в монументальной церковной живописи очень велика, слава Богу, и меня это очень радует.
Востребованность церковного искусства не может прекратиться, как и востребованность самой Церкви, ведь человек — творец по самой своей природе, именно в этом один из признаков нашего богоподобия. И что мы можем принести Богу большее, чем собственно творчество, которое Бога прославляет.