Благодарная память детства

По милости Божией, я родился и рос в православной семье с глубокими православными корнями. Отец наш был священником (отец Глеб Каледа), причем в советское время не просто священником, а тайным священником. Это означает, что в течение 18 лет, до наступления 1990-х годов, у нас дома каждое воскресенье и во все большие праздники совершалась Божественная литургия. Это, конечно, накладывало большой отпечаток серьезности на уклад нашей семьи.

Отец на определенном этапе своей жизни стал очень подробно размышлять о путях построения православной семьи. Надо сказать, что в 60—70-х годах, когда Церковь жила под гнетом и было неясно, как повернутся события дальше, папа искренне верил, что православное возрождение у нас на Руси в значительной степени будет связано с тем, насколько верующие сумеют обустроить свои семьи. Недаром он свою книгу о семье назвал «Домашняя Церковь». Этим выражением пользовался ап. Павел в обращении к христианским семьям начала христианства, также испытывавшим давление власти.

Мама была очень целеустремленный человек, с сильной волей,  с развитым чувством меры. И нам это помогало не уходить в крайности. Мама всегда была рядом: папа уезжает в экспедиции, а мама — с нами. Про маму говорить мне очень трудно, потому что как скажешь про воздух, которым мы дышим? Конечно, она была помощницей папе во всем. Когда папа служил, она и пела, и уставщиком у нас была.

Отчетливо помню, как в нашей семье мы вечерами старались молиться вместе. По утрам каждый уходил отдельно — кто в институт, кто на работу. Утренней совместной молитвы не получалось, а вот вечерняя молитва — ее было легче организовать.

Папа, конечно, занимался с нами много. У нас была сделана семейная игра «квартет» — большое количество фотографий, и из них надо было собирать серию. Одна из серий называлась «папа». Там были такие фотографии: «папа-верблюд», «папа-слон», «папа — средство передвижения» — то есть папа с нами играл во всякие игры, и папа мог изображать слона, быка, верблюда, а мы на нем катались. И это воспринималось совершенно естественно и нормально. В семье все это должно быть, но вместе с тем детские игры всегда должны соотноситься с родительским ритмом жизни. Мы всегда знали, что есть время, когда родители заняты, и их беспокоить нельзя.

Отец много читал нам, и надо сказать, что семейное чтение очень много дает. Нашим детям, которые находятся под влиянием телевизора, который вкладывает в их головы то, что они не могут осмыслить, такие семейные чтения просто необходимы. Мы даже читали по ролям «Бориса Годунова»; папа очень любил Алексея Константиновича Толстого и очень много читал его стихов.

Каждое воскресенье после литургии мы шли кататься на лыжах в Петровский парк, и это было объединяющим нас событием. Летом и осенью были более дальние поездки, вместе с другими знакомыми семьями. Ходили по пойме Москвы-реки — там очень красивые места, белые кварцевые пески. Папа по образованию был естественником и подробно рассказывал, как эти пески образуются. Такие семейные поездки крайне необходимы. Дорога, путешествие, странничество очень объединяют людей. Мне самому много пришлось путешествовать, так как я по светской специальности геолог, и я могу подтвердить это определенно.

На Рождество устраивали елку, обязательно с Дедом Морозом, которого играли по очереди. Я сам не раз наряжался Дедом Морозом. Праздники встречали сообща с еще двумя-тремя близкими по духу семьями. Православная семья, даже самая благополучная, нуждается во внешнем общении, особенно в детском.

В семье нас было восемь человек на двадцать восемь метров коммунальной квартиры. Но места для всех хватало. Я знал, что у меня есть свое местечко, — уголочек на папином столе, куда я могу положить свои учебники, и у других тоже были свои уголочки. К учебе подходили серьезно. Пропуск школы, даже ради церковных праздников, не допускался. За редким-редким исключением мы ходили в школу всегда.

В школе не афишировали, что мы верующие. Даже крестики не на шее носили, а зашитыми в одежду. В домашнем кругу родители не скрывали от нас, что наш дедушка погиб как священник, где-то в тюрьме. Я хорошо помню, как мы в конце наших вечерних молитв просили: «Господи, дай нам узнать, как умер дедушка Володя». Мы также отдавали себе отчет в том, что об этом ни с кем посторонним нельзя говорить, только в узком кругу своих знакомых. Вообще, память об отцах и дедах должна храниться в любой семье, поскольку мы их чада, и, вне зависимости от их путей, мы должны их помнить и о них молиться, должны призывать их к себе на помощь, призывать их достоинства.

С раннего возраста дети участвовали в заботах семьи, имели обязанности по дому. Кто-то должен был подметать коридор, кто-то — мыть посуду. Ведение хозяйства было общим, и постепенно дети, взрослея, брали на себя все более сложные дела. Я же, в свою очередь, всегда советовался со своим папой и по работе, и в вопросах духовной жизни. В семье необходимо учиться любить, учиться прощать ошибки, и только тогда возможно единение, когда и мы прощаем, и нам прощают. Семья — это единый организм, и любое возведение перегородок внутри семьи крайне тягостно.

В нашей семье уже четвертое поколение священнослужителей, начиная с дедушки Володи: за ним идет поколение моих родителей — папа и дядя мой, сын отца Владимира, отец Евгений Амбарцумов, который был в 60-е годы настоятелем Троицкого собора Александро-Невской лавры в Петербурге. Далее — наше поколение, детей: Иоанн, настоятель храма Троицы в Грязех; одна из сестер замужем за священником, другая — игумения Иулиания, настоятельница монастыря.

Записала Е.Рогачевская