Ветхозаветный закон и евангельская праведность в современной церковной литературе
По словам ап. Иоанна, закон дан чрез Моисея, благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа (Ин. 1,17). Иными словами, если для эпохи Ветхого Завета главным был закон, то для эпохи Нового Завета — благодать. Конечно, пришествие Спасителя не отменило ветхозаветный закон, но внесло в него евангельские коррективы: потеснен не сам закон, но его буква, его формализм.
Ибо христианство — это не перечень заповедей, а жизнь во Христе. К сожалению, на практике мало кто из нас постоянно обладает внутренним чувством истины, не всем и не всегда она открывается с непосредственной ясностью, а потому вера не может обойтись без некоторого внешнего правила, накладываемого на волю. Тут-то и возникает перечень заповедей, обойтись без которого во многих случаях (например, при массовой катехизации) никак нельзя. И тем не менее образ Господа Иисуса Христа не сводится ни к каким заповедям. К тому же любые заповеди можно воспринимать только умом, не пропуская через сердце, а тогда один перечень стоит другого: что десять заповедей Божиих, что моральный кодекс строителей коммунизма — вопрос сводится лишь к замене одних императивов другими.
Вообще говоря, тема соотношения ветхозаветного закона и евангельской праведности очень обширна и включает в себя многие разделы богословской науки. Например, она включает в себя экзегетику, поскольку буквализм толкования Священного Писания зачастую свидетельствует об иудаистическом нечувствии воплощения, как писал об этом прот. Георгий Флоровский в книге «Византийские Отцы V-VIII веков». Другой областью богословия, где чрезвычайно важно отличать христианский подход от законнического, является каноника. Здесь примером и образцом для нас служит богословское творчество Патриарха Сергия (Страгородского), который придерживался принципа, что в христианстве необходимо рассуждать. Рассуждение, писал он, является основным началом духовной жизни христианина, без которого прочие добродетели теряют свою цену и иногда становятся даже недостатками. В частности, утверждениям ригористов, что всякий впавший в грех после крещения человек должен быть отлучен, Святейший Владыка противопоставлял практику Церкви, которая, «помня образ Пастыря, оставляющего 99 овец для одной заблудшей, никогда не считает для себя трудом входить в рассуждение о каждом отдельном грешнике и, если найдет справедливым, — делать для него изъятие из общего правила».
К сожалению, в современной православной литературе, особенно в той, где рассматривается проблема подготовки к исповеди, приходится еще встречаться со случаями формализма и законничества в отношении к человеку. Между тем, с одной стороны, недостаточно формального исполнения закона, которое ведь может происходить и с холодным сердцем; с другой стороны, ветхозаветные заповеди сохраняют свою полную силу, если их понимать в новозаветном духе.
Поясним сказанное, рассмотрев ряд действительных прегрешений, заключающихся в нарушении самого духа заповедей десятословия, а также прегрешений мнимых, являющих примеры формального, законнического подхода к христианской жизни.
Начнем с заповеди: «Не сотвори себе кумира», которая вполне справедлива и в наши дни, хотя, конечно, речь уже не идет о поклонении идолам в виде изваяний; но ведь кумира можно сотворить из чего угодно, даже из богословия. У Клайва Льюиса есть повесть «Расторжение брака»: один богослов там отвергает рай, ибо не может себе представить жизни без богословских споров, которые сами по себе являются для него ценностью. Впрочем в православной среде кумиры чаще всего создаются из христианского обряда и выливаются в то, что называется обрядоверием, т. е. верой в спасительное (само по себе) значение точного исполнения обрядовых действий; но христианин должен служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве (Рим. 7, 6).
Возьмем далее заповедь: «Чти день субботний» (в применении к христианству — воскресный), который необходимо посвятить Богу и храму. Но легко видеть, что когда христиан становится не десятки и сотни, как в первоначальных общинах, а сотни тысяч, как в больших городах, то чтобы они все могли добраться до того самого храма, которому они должны посвятить воскресенье, должен работать общественный транспорт, должны дежурить милиционеры, врачи, ремонтные службы и т. д.; а еще имеются так называемые непрерывные производства и многое другое. Усложнилась цивилизация, и для многих людей воскресным фактически является иной день (хотя для большинства заповедь по-прежнему остается в силе).
В последнее время часто пишут о грехе небрежного изображения на себе крестного знамения: во-первых, говорится о том, что ни в коем случае нельзя кланяться и креститься одновременно: при этом крест якобы теряет свою мистическую силу. Делать так действительно нельзя, но не потому, что изображение креста будто бы «ломается» (непонятно, что это вообще означает), а потому, что крестное знамение и поклон — два действия, по разному выражающие христианское благоговение и не всегда совмещающиеся (иногда полагается только поклониться или только осенить себя крестным знамением, в других случаях необходимо сделать и то и другое), поэтому объединение этих действий в одно есть неблагоговейная спешка.
Другим грехом, связанным с крестным знамением, считают изображение на себе так называемого перевернутого креста. Как известно, «открыл» этот грех прот. Серафим Слободской в предисловии ко 2-му изданию своей книги «Закон Божий»: оказывается, люди веками крестились неправильно, так как нижний конец креста получался короче, чем верхний, и крест «опрокидывался»; а «неправильно креститься — все равно что мух гонять» и т.п. Однако такое рассуждение упраздняет традиционное святоотеческое объяснение смысла крестного знамения: касанием лба мы освящаем ум, касанием груди — сердце и чувства, плеч — телесные силы. Чтобы удлинить вертикальную линию креста, о. Серафим предлагает касаться не груди, а чрева; но что же мы тем самым освящаем? Что же касается страха наложить на себя «сатанинский» (перевернутый) крест, неведомого христианам в течении двух тысячелетий, то он сродни страхам ходить по тротуару, вымощенному плитками (наступаешь на крест), умываться (в сток раковины вмонтирован крест) и т. д.; в недавние времена об этом любили писать иные авторы, ныне же на смену этим страхам явились новые (по поводу ИНН и др.).
Часто целый ряд профессий безапелляционно относят к «бесчестным трудам и промыслам». Так, объявляют «позорным» труд циркачей, клоунов, артистов, профессиональных спортсменов и др. О том, что современный театр отнюдь не всегда способствует разжиганию человеческих страстей, но зачастую учит «разумному, доброму, вечному», в последнее время писалось немало; что же касается занятий спортом, то напомню суждение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II: «Бог одарил человека красотой, существенной составляющей которой является сила и здоровье. Развитие в себе этих дарований — вместе с духовностью и нравственностью — есть призвание человека, стремящегося к заповеданному Творцом самосовершенствованию».
Греховной объявляется и профессия адвоката, действия которого якобы «вызваны не жалостью к преступникам и не желанием их исправления, а мотивами корыстного и тщеславного характера» (словно наша правовая система работает хорошо, вот только адвокаты только помогают преступникам избежать ответственности). Греховны также профессии каскадеров, канатоходцев и др., которые ради денег «бездумно» рискуют своим бесценным даром — жизнью (в подобных рассуждениях скрыто мещанское понимание таких профессий, ибо человек может рисковать жизнью отнюдь не из-за денег или славы, а чтобы обнаружить в себе волю, мужество, силу духа — т. е. как раз все то, что является проявлением в нас Образа Божия).
Кстати, и в отношении греха самоубийства, который однозначно является смертным грехом, на практике также требуется рассуждение, ибо то, что формально выглядит как самоубийство, в действительности таковым не является: например, «самоубийство» в приступе помешательства, для спасения товарищей (скажем, подвиг Александра Матросова), для сохранения своих монашеских обетов или даже только защиты своего человеческого достоинства — святые «самоубийцы» Домнина, Виринея, Проскудия (пам. 4 окт.), Фомаида Египетская (пам. 13 ап.), Кирилл Вельский (пам. 9 ин.); и совсем другое дело — самоубийство семинариста Кириллова в романе «Бесы» Достоевского, где это бунт против Бога, дерзновенный отказ от дарованной Им жизни в попытке тем самым сравниться с Ним, — это действительно смертный грех гордыни.
Отметим еще ригористическое отрицание лжи во всех ее формах, в том числе т. н. «лжи во спасение»: какие бы ни были мотивы лжи, говорят нам, они неоправданны, ибо всякая ложь от диавола...». Но жизнь не сводится к прямолинейным схемам, бывают обстоятельства, когда из двух зол приходится выбирать меньшее, и несправедливо говорить, что в такой ситуации «выбирается зло». Вообще, в Церкви помимо акривии — жесткого отстаивания церковных установлений, что необходимо в принципиальных вещах, существует икономия (домостроительство), когда во имя мира церковного покрываются любовью различные нарушения этих установлений. Другой пример: некоторые авторы требуют от врачей, чтобы они объявляли больным самый неутешительный диагноз, дабы последние имели время наилучшим образом подготовиться к переходу в иной мир; но медицинская этика требует от врачей другого, ибо зачастую объявление больному такого диагноза непосредственно вызывает летальный исход (недавний пример — обстоятельства кончины известного актера Е. Евстигнеева).
Некоторые авторы словно соревнуются друг с другом в своем ригоризме: одни объявляют грехом держание в доме собаки, тогда как даже в Ветхом Завете говорится о дружбе человека с этим «нечистым» животным, которое в книге Товита является спутником не только человека Товии, но и Ангела Рафаила. Другие таким грехом считают охоту, хотя, как мы знаем, этому занятию предавались в часы досуга все святые благоверные князья. Третьи осуждают людей, берущих на себя чужую вину (вроде Николки в «Преступлении и наказании» Достоевского; но в христианском мире нет «чужих», а потому и никакая вина не может быть названа подлинно чужой). Исполнены ветхозаветного формализма суждения о том, что безутешные слезы по поводу смерти близкого человека показывают недостаток веры в загробную жизнь: во время его болезни, пишет один автор, «скорби и слезы были еще своевременны, ибо, соединенные с молитвой, могли умилостивить Господа, а после смерти разве может печаль изменить обстоятельства? Она только подорвет здоровье, отвлечет от должностных и хозяйственных обязанностей» — это уже рационализм на грани с бездушием, этого нет и в Ветхом Завете: праотец Иаков, узнав о смерти своего сына Иосифа, «разодрал одежды свои, и возложил вретище на чресла свои, и оплакивал сына своего многие дни» (Быт. 37, 34).
В отличие от всего рассмотренного выше, грех прелюбодейства обсуждается в современной православной литературе в ином, как это ни странно — скорее в монашеском, чем в мирском ключе. В целях предупреждения этого действительно тяжкого греха некоторые авторы делают акцент на осуждении всего того, что вызывает в нас соблазн, не останавливаясь при этом на самых крайних рекомендациях. Нас соблазняет красивые лица противоположного пола — значит, всем нужно ходить, опустив глаза долу, как делали святые подвижники; соблазняют их изображения — значит, нужно отказаться живописи и скульптуры, от литературы и поэзии, от театра и кино. То же можно сказать о музыке и пении, включая романсы — все это трактуется «как голос страстной любви к другому лицу вне законного брака». Некоторые авторы в своей борьбе с миром заходят еще дальше: чтобы не соблазнять ближнего, рекомендуют они, не надо летом купаться, не надо ходить в баню, нельзя пользоваться помадой и духами; даже пуховая подушка способствует расслаблению духа, и поскольку, по мнению святых отцов, постель является как бы могилою, то под голову лучше подкладывать камень... Безоговорочно осуждается «желание нравиться с целью прельщения иного пола»; но одно дело — поведение кокетничающей ради своего развлечения замужней женщины, и совершенно иное — стремление девушки найти мужа (конечно, не «обольстить» юношу — это слово имеет негативный оттенок, но — заинтересовать его, пленить, очаровать и т. д.; а иначе как же ей выйти замуж?) В целом в подобных рекомендациях опять же видится потеря православной трезвости, чувства меры.
В заключение хотелось бы вновь призвать всех, следуя примеру Патриарха Сергия, в различных жизненных ситуациях исходить не из фиксированных и неизменных правил, а действовать, сообразуясь с духом евангельского учения, в чем и состоит, по мысли Святейшего Владыки, проявление подлинной церковности.
|
