Быть понятным

В последние годы Святейший Патриарх и Священный Синод не раз обращались к проблемам пастырского служения в современном мире. На Епархиальном собрании московского духовенства 21 декабря Патриарх Алексий вновь подробно остановился на этих проблемах и, в частности, отметил, что, несмотря на постоянные призывы священноначалия ревностно и трезво нести служение Церкви и народу Божию, некоторые представители духовенства демонстрируют непонимание нужд своей паствы, формально и бессодержательно осуществляют духовное окормление прихожан. Не менее важно, по мнению Святейшего Патриарха, повышать интеллектуальный уровень духовенства, воспитывать верное понимание взаимоотношений между духовенством и представителями предпринимательского сообщества. О том, что проблем — в том числе критических, препятствующих церковной миссии, — накопилось немало, свидетельствует и статья нашего постоянного автора игумена Петра (Мещеринова). Редакция ЦВ планирует продолжить обсуждение этой темы в последующих номерах газеты.

I

Недавно мне довелось принять участие в круглом столе, который проводился в Государственной Думе и был посвящен вопросам демографии. Собравшиеся на нем компетентные, заинтересованные и болеющие за дело люди со всех концов России излагали печальную статистику и свои предложения для исправления катастрофической ситуации в этой области. В основном говорилось о том, что необходима пропаганда многодетности, повышение престижа семьи, изменение современной антисемейной идеологии и противопоставление ей иной, позитивной идеологии. Моя же позиция сводилась к тому, что идеология может быть действенной только тогда, когда она подкреплена конкретными делами. Если же просто внушать людям: «Рожайте! Семья — это прекрасно!» — а не способствовать этому продуманной социальной политикой, то пропаганда даст обратные результаты.

В круглом столе участвовал еще один священник, который начал свое выступление так: «К сожалению, Церковь у нас пока еще отделена от государства...» «Опыт показывает, — говорил батюшка, — что когда Церковь присутствует, например, в тюрьмах — там лучше дисциплина; в армии — меньше дедовщины; в школах дети меньше шалят...» Корень зла в том, что Церковь в лице священников сегодня мало куда пускают. Но все проблемы можно решить, если допустить духовенство в школы, детские учреждения и вообще всюду. Батюшка утверждал, что Церковь может решить и демографические вопросы. Закончил он свое выступление примером: «Недавно в одном из городов России Церковь провела специальную пропагандистскую компанию — и рождаемость там сразу повысилась». Однако присутствовавший на заседании депутат от названного священником города довольно громко усомнился в этом факте, а сидевший рядом со мной чиновник Министерства образования, с которым мы время от времени обменивались репликами, наклонился к моему уху и сказал: «Ага, только пусти вас...»

Организаторы вежливо поблагодарили батюшку за выступление, но высказанная им точка зрения не повлияла на ход дискуссии, хотя многие участники круглого стола говорили о важности сотрудничества Церкви и государства.

Когда заседание завершилось, мой сосед-чиновник объяснил мне свою позицию. «В свое время, — рассказал он, — я был начальником районного управления областного департамента образования. Мы решили ввести “Основы православной культуры”. Я захотел послушать урок ОПК и отправился в одну из школ. Пришел батюшка — в шестой класс. Половину занятия он рассказывал детям об этих... ну, то, что после смерти...» — «Мытарства», — подсказал я. — «Вот-вот, о мытарствах. Затем он как-то сразу перешел на царя-мученика и стал говорить, что мы непременно должны восстановить самодержавие, потому что только этим можно спасти Россию; а в конце урока заявил, что нам нужно противостоять глобализации, и для этого девочки всегда должны ходить в юбочках и косынках. После этого урока я распорядился, чтобы в моем районе нога священника больше не переступала порога школ... Я верю в Бога, и я вовсе не против Церкви, но я — простите меня, батюшка, — против вашего сословия. Вот вы все требуете, а что вы можете взамен-то дать? С вами дело иметь очень трудно, вы как будто из XIX века вывалились...»

Я возвращался из Государственной Думы в монастырь и, сдавливаемый со всех сторон своими соотечественниками в московской подземке, думал о словах, которые мне было неприятно слышать... но на которые и нечего было возразить. Вот я сам, лично, убедился, что чиновники, которые «не пускают» Церковь в школу — вовсе не злонамеренные или «купленные мировой закулисой» люди. Они искренне желают улучшения и исправления ситуации в нашей стране, но, при достаточном пиетете к Церкви, не очень-то хотят иметь дело с ее представителями — нами, клириками. И, похоже, они имеют для этого определенные основания...

II

И Церковь, и государство солидарны в том, что для полноты общественного блага важен опыт Церкви. Но чиновники контактируют в основном с представителями духовенства. Являясь непосредственным участником современной церковной жизни, я пришел к выводу, что опыт Церкви

часто подменяется опытом тех или иных конкретных священнослужителей — а это далеко не одно и то же.

Духовенство (я не говорю, разумеется, обо всех клириках, но даже некоторых представителей нашего сословия хватает, чтобы о нас складывалось нижеследующее впечатление) живет в совершенно особых условиях. Рукоположение переносит человека в весьма специфическую сферу самооценки и отношений с миром. Мы привыкли быть «над» людьми, «сверху»: нам должны благоговейно внимать, целовать ручку; в сообществе людей мы всегда первые. Мы можем изрекать все, что нам придет в голову («от ветра головы своея», по словам Святейшего Патриарха Алексия), и люди будут поддакивать нам и потом говорить с придыханием: «Так батюшка сказал!» Нередко мы думаем, что духовный сан делает нас компетентными абсолютно во всем, и считаем себя вправе с уверенностью судить даже о тех вещах, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Мы начинаем злоупотреблять в разговорах особой лексикой: «благословляю», «не благословляю», «за послушание», «смиряйся» и проч. Мы говорим всем (кроме начальства, разумеется) «ты» — в том числе и людям, которые намного старше нас. Мы искренне считаем, что все обязаны почитать нас, и привыкаем

к беспрекословному подчинению нашим словам и распоряжениям. От всего этого многие из нас распускаются, начинают манипулировать людьми, считать, что наша паства обязана нам — в немалой степени — и материально... Все это происходит в нашей весьма узкой церковной среде и становится возможным потому, что многие церковные люди переносят (а мы, бывает, их так и воспитываем) смирение перед достоинством Церкви и почтение к священническому сану лично на носителей сана, на нас — независимо от нашего нравственного состояния. Святитель Феофан Затворник писал, что пастырь должен много и долго трудиться над собою, чтобы приобрести уважение и вес, заслужить доверие к себе — оно не обеспечивается автоматически просто наличием сана. Но немало клириков, увы, забывают это. Часто мы вместо образца доброты, такта, деликатности, воспитанности, уважения к людям, понимания их проблем являем собою прямо противоположные качества... От всего этого мы нередко «выпадаем из реальности» и становимся просто неадекватными людьми. Я не раз обращал внимание на то, что многие священники могут общаться только с народом церковным, а с «внешними» не могут — последние, поговорив с таким батюшкой, лишь пожимают плечами и чешут в затылке...

То, что «проходит» в церковной среде, становится неуместным во всем остальном мире. Чиновники — люди в большинстве своем нецерковные, не знающие и не понимающие всех этих наших «примочек». Они вовсе не обязаны почитать нас и смиренно нам подчиняться. Они видят в нас не носителей непонятного им сана, а как бы равных себе, то есть ответственных в своей сфере, адекватных и компетентных людей. Но оказывается, что нередко мы не соответствуем этому вполне естественному представлению. А ведь по нам судят о Церкви, да притом не частные лица, а люди, от которых действительно многое зависит. Достаточно одного батюшки, не знающего, о чем и как следует говорить с современными детьми, — и школы всего района остаются без ОПК.

Благодаря многим из нас, клириков, Церковь нередко представляется неким странным заведением, перед которым чиновники почему-то должны «построиться» и «жертвовать». «Строиться» они не готовы, и мы начинаем обвинять их: они-де Церковь «не пускают» и не хотят иметь с нами дело... Но нужно не с «клерикальной», а с нормальной, человеческой точки зрения посмотреть: почему не хотят? А вот именно потому, что в наше время недостаточно просто принадлежать к Православию и только лишь на этом основании что-то требовать от других. Сегодня нужно делами доказывать достоинство своего исповедания и соответствовать ему. Коль скоро мы действительно хотим сотрудничать с властью на благо наших соотечественников, а не просто «выбить деньги», выгнать протестантов или решить свои узко-партийные проблемы, мы должны не укорять чиновников, а посмотреть на себя со стороны и постараться сначала сделаться просто адекватными людьми, четко осознавая пределы своей компетенции, затем — являть христианское учение в себе самих, быть образцом порядочности и культуры, и только потом — и только если это будет уместно — апеллировать к «духовности»: цитировать Библию, призывать к жертвенности и определять для людей, что грех, а что не грех...

III

Есть и вторая проблема, препятствующая плодотворному сотрудничеству Церкви и государства. Область этого сотрудничества по преимуществу социальная, и мы совершенно справедливо заявляем, что в определенных социальных сферах опыт Церкви незаменим. Но в данный момент у нас нет сколько-нибудь значимых общецерковных системных разработок, которые позволили бы успешно приложить этот опыт к реалиям сегодняшнего дня. В силу этого все наши благие желания и порывы не идут дальше деклараций или, в лучшем случае, каких-то частных одномоментных акций.

Декларации же, не подкрепленные продуманными четкими и ясными планами с соответствующими для их выполнения средствами, чреваты двумя опасными вещами. Во-первых, это апелляция к чуду: мол, только пустите духовенство в школы, в армию и т.д., и все там само собою выправится к лучшему — дисциплина улучшится, дедовщина исчезнет, дети не будут хулиганить и т.д. Во-вторых, громкие декларации обычно связаны с безответственностью. Один знакомый священник, служащий на окраине небольшого городка, рассказывал мне, как однажды он, воодушевленный епархиальным начальством, стал с амвона призывать своих прихожан повышать рождаемость. После службы к нему подошла женщина и сказала: «Батюшка! Вот у меня двое детей. Мы с мужем получаем на двоих 10 тысяч рублей в месяц и едва сводим концы с концами. Хорошо бы, конечно, завести еще детей, но как мы будем их

содержать? Сможет ли наш приход помочь — выплачивать, например, хотя бы тысячи три-четыре в месяц?» Батюшка ответил: «Мы бы рады, но, к сожалению, не сможем...

У нас крыша течет, нужно платить за иконостас, я не могу найти денег, чтобы оплатить налоги и коммунальные услуги...» Женщина спросила: «Может быть, епархия поможет?» Батюшка невесело усмехнулся... и больше уже не проповедовал на эту тему.

 Действительно, вот мы от лица Церкви бросаем те или иные призывы — а дальше что? Господь поможет? Все проблемы, материальные и социальные, чудесным образом разрешатся? К сожалению, чудеса совершаются в Церкви независимо от социального заказа и далеко не в массовом порядке... А в результате Церковь может выглядеть довольно безответственной, в том числе и перед чиновниками. Люди государственные хотят от нас реальных действий, проработанных планов, обдуманных программ — но их нет. Чиновники не знают, чего от нас можно ожидать, ведь если нет четко продуманной общей концепции, дело начинает зависеть от, так сказать, частных церковных лиц, занимающихся данной деятельностью, — а что каждому из них в голову придет, один Бог знает. Чиновники же рискуют своим местом: а что если ОПК обернется очередной ИННщиной... — и, естественно, предпочитают не связываться.

Отсутствие четких социальных программ высвечивает, в свою очередь, еще более важный вопрос — отсутствие системной деятельности внутри самой Церкви.  Недавно я перечитывал материалы Архиерейского Собора 2000 года. Святейший Патриарх Алексий говорил о необходимости создания литургической комиссии, об упорядочении богослужения, о том, что молодежная и катехизаторская работа должна быть приоритетной... На исходе уже 2005 год — а воз и ныне там. Соответствующие церковные структуры работают более чем недостаточно. Я говорю об этом без всякого осуждения: понятно, что нет сил, нет средств, нет кадров... Но это видят и люди внешние, и чиновники, которые вполне закономерно удивляются: как это так, требуют от нас, чтобы их всюду «пустили», говорят, что они решат все наши проблемы, — а у самих, в их собственном, так сказать, доме, «конь не валялся»?

Завоевать авторитет и уважение и реально влиять на общество мы можем только реализуя себя как Православную Церковь во всем богатстве ее духовной и социальной жизни, — а это невозможно без решения вышеназванных церковных проблем. Если мы не начнем их решать, то скоро наши намерения не будут никем восприниматься, потому что они останутся на уровне уже изрядно надоевших всем слов, но не реальных дел.

В заключение скажу, что из вышесказанного совершенно не следует, что я «против» сотрудничества государства и Церкви или что его нужно отсрочить на неопределенное «потом», когда у нас внутри Церкви все «засверкает». Я хочу лишь, чтобы в этом сотрудничестве Церковь выступала достойной самой себя, чтобы мы, ее члены, а особенно пастыри, не бросали на нее тень, и чтобы сотрудничество это строилось на основе взаимного уважения, компетентности и профессионализма, а не одностороннего клерикализма и безответственности.