Вспоминая 1937-й

30 июля 1937 года был подписан приказ НКВД № 00447 (два нуля перед номером приказа означают, что он исходил лично от Сталина), положивший начало массовым репрессиям, которые унесли жизни десятков миллионов наших соотечественников. Тридцать седьмой — самый пик кровопролития, эта дата стала знаковой. Как мы осмысляем трагические страницы нашей истории? Какие выводы нами сделаны (и сделаны ли)? Размышления об этом предлагаются вниманию читателя.

В июне этого года в Москве прошла всероссийская конференция «Актуальные вопросы преподавания новейшей истории и обществознания в общеобразовательных учреждениях». 21  июня состоялась встреча ее участников с Президентом России В.В. Путиным. На этой встрече Президент, в частности, сказал: «Давайте вспомним события, начиная с 1937 года, давайте не будем об этом забывать. Но и в других странах было не менее, пострашнее еще было. Во всяком случае, мы не применяли ядерного оружия в отношении гражданского населения. Мы не поливали химикатами тысячи километров и не сбрасывали на маленькую страну в семь раз больше бомб, чем за всю Великую Отечественную войну, как это было во Вьетнаме, допустим. У нас не было других черных страниц, таких как нацизм, например. Да мало ли чего было в истории каждого государства и каждого народа! И  нельзя позволить, чтобы нам навязывали чувство вины, — о себе пускай подумают!»

Г-н Путин пользуется чрезвычайным доверием и поддержкой большинства населения нашей страны. Столь высокий рейтинг основывается, в числе прочего, и на том, что Президент, будучи талантливым политиком, умеет ясно и концентрированно выразить мнение, которое разделяется народом. Приведенные слова В.В. Путина — не исключение: такого же взгляда придерживаются очень многие жители России. Рассмотрим поэтому вышеприведенную цитату, абстрагируясь от личности и должности ее автора и относясь к ней именно как к популярной общественной идее.

К сожалению, первое, что бросается в глаза, — это  почти подростковая безответственность. «Конечно, не будем забывать; но у других-то еще хуже! В сравнении с другими мы прямо ангелы, и нечего нам навязывать чувство вины!» В качестве иллюстрации тезиса, что «другие хуже», перечислены злодеяния этих самых «других». Но все названные злодеяния — это военные преступления. Безусловно, они ужасны. Но еще ужаснее массовое истребление своего народа, которое было вовсе не у «других», а у нас в стране. Всякое нормальное, непредвзятое нравственное чувство не может не рассудить, что убийства и издевательства над собственными детьми и родителями гораздо преступнее, чем жестокость, бесчеловечность и превышение меры насилия на войне. Массовый, искусственно вызванный голод в 20-х и 30-х годах. Уничтожение русского крестьянства. Непрестанные репрессии. ГУЛАГ. Депортация народов. Тоцкий полигон, на котором, под командованием маршала Жукова, испытывалось действие ядерного оружия над ничего не подозревающими регулярными воинскими частями… И многое, многое другое, по сравнению с чем, пожалуй, побледнеет и Вьетнам. В ХХ веке только Пол Пот в Кампучии так же целенаправленно и интенсивно уничтожал свой народ. Действительно, «давайте не будем об этом забывать».

Да, у нас не было нацизма. Нацизм — бесчеловечный и преступный режим, человеконенавистническая идеология. Но у нас был большевизм — режим не менее бесчеловечный и преступный, который, вдобавок, сформировал такой народный менталитет, от которого нам еще многие десятилетия предстоит избавляться.

Впрочем, общая методологическая постановка вопроса здесь неверна: ведь речь идет об отечественной истории. Конечно, она должна рассматриваться в контексте общемировой. Но было бы странно, если бы, скажем, учебник истории России подробно описывал детали той же войны во Вьетнаме и очень кратко, обтекаемыми словами, на полстраничке упомянул бы о ГУЛАГе, с обязательным примечанием, что на фоне зверств американской военщины наши лагеря были очень гуманны и исторически необходимы.

Далее. Президент Путин — православный человек. Общество наше тоже православное — во всяком случае, мы всячески убеждаем себя в этом. Президент, как я уже сказал, блестяще чувствует и выражает народное мнение. Посмотрим на нашем примере, какое в оценке разбираемых исторических событий у нас получается «общественное православие». Увы, весьма своеобразное: оно совершенно лишено покаяния. По сути, вместо него выступает самооправдание и перекладывание вины на других, которые мало того, что хуже нас, так еще и навязывают нам что-то! Пусть о себе подумают!

Но подумаем и мы о себе. Что такое «покаяние» в данном контексте? Конечно, это вовсе не истерическое «винение» себя в том, чего я не совершал, наподобие того, как некоторые «ревнители» призывают сегодняшних людей каяться в личном грехе убийства Царской семьи. Согласитесь, нелепой будет ситуация, когда человек на исповеди будет приносить покаяние за массовое истребление своих соотечественников в то время, когда его и на свете-то еще не было. Общественное покаяние отличается от личного, от церковного Таинства, оно начинается с того, чтобы, как неоднократно говорил Святейший Патриарх Алексий, назвать вещи своими именами: грех — грехом, убийство — убийством, мерзость — мерзостью. Такого покаяния не может быть без осмысления народом общественной вины. Этому осмыслению не нужно быть, конечно, «комплексом» вины, но трезвым и правдивым взглядом на свою историю. Общество должно ясно осознать, что период с 1917-го, если уж не по 1980-е, то во всяком случае по 1953 год, нравственно преступен для всего народа (верующие люди употребят слово «греховен»); что никакие победы и достижения не оправдывают братоубийства; что возглавители народа в то время — величайшие преступники в истории; что восхваление их и их дел должно являться не только нравственно, но и уголовно наказуемым деянием. Учебникам истории надлежит описывать события именно с такой точки зрения; политики, не только славословящие советское время, но даже и просто согласные с тем, что к нему могут быть применимы слова «нравственная норма», не должны быть политиками. Все памятники палачам должны быть демонтированы; города, поселки, улицы, станции метро и прочие места, носящие их имена, переименованы. Необходима соответствующая воспитательная работа, начинающаяся со школы, подобная той, какая была в постнацистской Германии. Только когда в каждой российской семье будут с такой же степенью достоверности, как то, что трава — зеленая, а небо — синее, знать, что Сталин — людоед, у общества появится шанс не бояться своей истории, не переиначивать ее, не лгать себе, но нравственно оздоровиться и двигаться вперед… Но — всем, я думаю, очевидно, что это утопия. По данным социологических опросов, до 40% населения считают роль Сталина в нашей истории положительной.

Стало быть, на вынесенный в начало вопрос — какие выводы сделаны обществом по отношению к событиям 1937 года — ответ неутешительный. Общественное сознание все более и более склонно осмыслять эти события с антиэтической точки зрения, умалять их масштаб, оправдывать их какими-то «экономическими необходимостями» и «политическими целесообразностями». И  даже такая ужасная народная трагедия дает повод к нашему излюбленному занятию — поиску «врагов», которые, оказывается, и навязывают нам размышления о нашей истории не в парадно-барабанном стиле, а с совершенно чуждым и ненужным России «чувством вины»… 

* * *

Но меня гораздо более волнуют процессы, происходящие в нашей Церкви. Как сегодняшняя церковная действительность относится к рассматриваемому периоду отечественной истории?

У нас принято считать, что, прославив сонм новомучеников, Церковь свое отношение выразила. Дерзну сказать, что такое «заявление позиции» весьма опосредованно и пассивно, и его явно недостаточно. На мой взгляд, прославление новомучеников обязательно надо сопровождать активным пастырским усилием (ныне совершенно отсутствующим), направленным на то, чтобы дать честную нравственную и евангельскую оценку времени, которое убило новомучеников, и, главное, причинам и последствиям этого времени, которые до сих пор не только сказываются на нас, но и во многом определяют многие стороны нашей (в том числе и церковной) жизни. Без этого получается, что новомученики — отдельно, сами по себе, а Церковь (то есть мы) — сами по себе. Без этого известный миссионер может говорит в передаче православного радио: «Со временем облик Сталина все более и более просветляется». Без этого почтенный, ныне уже покойный, протоиерей (получивший, кстати говоря, от советской власти «по полной программе») мог писать: «Я, как православный христианин, низко кланяюсь Сталину»… Многие в нашей Церкви разделяют эти чудовищные взгляды. Кажется, уж православным-то должно быть за них как минимум стыдно перед памятью миллионов безвинно погибших людей… но с нами происходит какая-то аберрация совести. Немало даже и священников (а вслед за ними и их паства) возвеличивают Сталина как национального, а то и церковного «героя», а  репрессии чуть ли не оправдывают, говоря: ну да, несколько десятков тысяч уничтожено (про миллионы — это, конечно, враги придумали…) — но так ведь было надо, ничего не поделаешь, иначе бы Россия не выстояла… Я думаю, если провести среди русских православных людей опрос — положительно ли они относятся к Сталину и его делам, то он покажет результаты и повыше тех 40%, которые насчитали социологи в российском обществе.

Прямым следствием этого является и то, что новомученики (пожалуй, за исключением Царской семьи, но это отдельный разговор) мало почитаются церковным народом. Разовые акции здесь не в счет. Для примера — сравните отношение в православной среде к Дивеевской канавке и Бутовскому полигону: канавка преимуществует в почитании, она значимее, важнее. Сравните количество заказываемых в любом храме молебнов блаженной Матроне Московской и, скажем, свв. патриарху Тихону, митрополиту Петру Крутицкому или Кириллу Казанскому.

Недавно на весьма представительном круглом столе в «Литературной газете» одним высокопоставленным церковным лицом было заявлено, что новомученики первого времени советской власти пострадали не за Христа, а потому что они были монархистами. Из этого «парадоксалистского» (как назвал его сам докладчик) тезиса с необходимостью вывелись еще два: что отсутствие уважения к личности в нашем менталитете — это правильно и хорошо, и что в общественном бытии есть ценности, ради которых можно жертвовать чужой жизнью… И это вовсе не какой-то случайный эпизод. Сегодня в нашей Церкви идет энергичный поиск «ценностей», конструирование «традиций» и создание некой новой «национально-церковной» идеологии. Если эти ценности, традиции и идеология — те самые, о которых сказал уважаемый участник упомянутого круглого стола, то налицо опасная тенденция: на наших глазах рождается мировоззрение, содержанием которого является православие без Евангелия, Церковь без Христа, «традиционные ценности» без этики.

* * *

Итак, что же такое был 1937 год (и все многолетние репрессии советского времени)? Во-первых, с библейской точки зрения — попущение и вразумление Божие русскому народу, который вместо Евангелия избрал себе (или позволил «элите» избрать за себя) другие жизненные идеалы. А во-вторых — реализация на практике указанной идеологии, что ради неких ценностей можно (а значит и нужно, здесь грань всегда бывает очень тонкой) жертвовать чужими жизнями. Мне возразят: но все дело в том, какие это ценности. Вот именно. Ценности на земле только и исключительно одни — евангельские, а Евангелию совершенно чужда мысль о том, что даже за Самого Христа можно жертвовать чужой жизнью. Сам факт того, что современные православные в массе своей не видят и не чувствуют чудовищного, вопиющего противоречия вышеназванной (и становящейся все более и более популярной) «идеологии ценностей» с евангельским учением Церкви, свидетельствует о том, что истинное церковное осознание 1937 года еще впереди.

Церковь постоянно декларирует, что она призвана оказывать нравственное влияние на общество. Такое влияние должно проявляться прежде всего в том, что Церковь дает всему беспристрастную евангельскую оценку, невзирая на то, «наше» оно или «не наше». Если общество все больше склонно оправдывать злодеяния советского периода, то Церковь обязана не просто говорить, но даже уже и кричать: люди, одумайтесь! Нельзя — грех! — оправдывать братоубийственное кровопролитие, в любой форме, ради любых «великих» целей, ценностей и идеалов! Но ведь и сам наш церковный организм сегодня очевидно нуждается в уяснении для себя, что суть Церкви составляет Евангелие Христово, а не преходящее «величие» земного отечества, что нельзя быть христианином и распоряжаться, пусть мысленно, чужими жизнями, что Христос заповедует нам совсем другое…

Сегодня самый существенный урок 1937 года для нас, нынешних российских православных христиан, состоит в том, что мы не извлекли из него урока. Вместо того, чтобы быть «солью земли», повести за собою общество в осознании нашей народной трагедии, в подлинном покаянии за нее и обновлении жизни, мы, наоборот, нередко «подстраиваемся» под оправдывающие преступления и позор нашей истории общественные и властные настроения, развивая «идеологию ценностей», в которых нет места Христу, Его правде, состраданию, уважению к людям… Складывается впечатление, что от некоторых современных православных отходит благодать Божия — уж больно мы склонны подменять ее земными выгодами и сиюминутной конъюнктурой…

А это значит, что в будущем вовсе не исключен еще один 1937 год. Господь печется о Своей Церкви: но если «соль» Церкви потеряет силу, то она будет больно и горько вразумляема от Бога: Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святого Израилева, — повернулись назад. Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? (Ис. 1, 4–5).  

Печальная годовщина заставляет нас всерьез задуматься об этом.